Пленники зимы
Шрифт:
– Лишь бы товарок объехал, и на том ладно будет, – отвечаю. – Если к обеду метель не прекратится, то к вечеру всё занесёт. Не проедем.
Мы разговариваем спокойно, без напряжения. Когда-то, в лучшие времена, сделал я своему сараю капитальный ремонт, поставил импортный двигатель, кабину шумопоглощающим пластиком покрыл. Думал с семьёй на природу выезжать. Туалет, душ, кухня, спальный салон… Отдельный грузовой отсек, чтоб, значит, было куда моторную лодку ставить, – это летом; или парочку снегоходов
– Ну, одну-то ходку успеем, – успокаивает меня Николай.
Он выпрямился и расцепил руки. Вот-вот шапку снимет и опустит воротник. В кабине уже тепло. Через минуту-другую убавлю печку.
– Ненавижу холод, – доверительно сообщает Николай. – Мозги мёрзнут, ничего не соображаю. Вот жара – нипочём. Ведь что такое "жарко"? Потеешь себе в своё удовольствие, и ничего тебе не делается. Организму даже полезно.
– Летом, помнится, ты другое говорил…
– Разве? – он замолкает, думает. – Так то летом…
"Вот именно", – думаю я.
Мы оставляем село позади. Дорога плавно поворачивает и становится поперёк ветра.
Толчки от перебивок снега резко усиливаются. Несколько часов спустя они превратятся в сугробы, и справиться с ними будет не так легко. Кресло колышется вслед за моими подпрыгиваниями на перебивках, пытается гасить мои взлёты-падения.
Всё напрасно.
Если взлетаю, то после – обязательно падаю…
Я увеличиваю скорость до шестидесяти, ехать быстрее не решаюсь.
– К Валюхе Оксана из Ровно приехала погостить, – доверительно, чуть понизив голос, говорит Николай. – Заглянул бы вечерком, Любаша познакомит…
Он снял шапку, опустил воротник и расстегнул полушубок. Кабину тут же наполнил запах чеснока и никотина, потеснив обычную топочно-солярочную вонь.
– Ничего, симпатичная, и не выделывается…
Выезжаем на Т-образный перекрёсток. Направо: Одесса; налево: езжай куда хочешь, вплоть до Равы-Русской, а после – хоть до океана. Обычно здесь нас поджидает Петрович. Но сегодня его нет. Похоже, и вправду застрял в Антонюках.
Я останавливаюсь. Тут есть о чём призадуматься, особенно когда машина "ест" три десятка литров солярки на сотню километров, и дорогу вот-вот занесёт.
– Сколько у него?
– Бидонов десять, не меньше, – отвечает Николай. – Да и на ферме около тонны.
– На ферме Вальдемар берёт.
– Вальдемар в такую погоду не ездит, – Николай достаёт из внутреннего кармана куртки сигарету и разминает её большим и указательным пальцами правой руки. – А коровам не объяснишь, что метель, и молоко вывозить не на чём…
– А морду не набьют?
– Это тебе-то? – усмехается Николай, всё ещё балуясь своей сигаретой.
Я знаю, что закурить он не решится. Просто в этом месте он обычно
Я принимаю решение: моргая поворотником, огромная машина поворачивает налево.
Нет. Сегодня к океану мы опять не едем. Наш маршрут не в пример короче. Мы движемся к Антонюкам. Теперь дорога идёт в гору, но КАМАЗу всё равно, я даже позволяю ему разогнаться до семидесяти.
– Без женщин нельзя, – вздыхает Николай и прячет обратно сигарету. – Без них, баб, жизни нету…
Пелену снега прорывают фары одинокой машины, стремительно несущейся навстречу.
– Кому-то не спится, – комментирует Николай. – А ну, врежь ему своей ерхонской трубой, какого чёрта он не переключается на ближний!?
– Иерихонской, – автоматически поправляю своего заводного напарника. – Нет, Николай, "Совсем Громкий Сигнал" только для особых случаев.
Под нами проносится чёрный силуэт "джипа Чероки".
– "Лендровер"! – восхищённо восклицает Николай. – Или нет, этот – страус… какие люди в метель ездят!
Несколько минут у меня уходит на постижение логики, связывающей американский джип с австралийской птицей.
– Может, "Вранглер"? – уточняю я.
– Да, я хотел сказать "Вранглер", – беззаботно соглашается Николай, оглаживая ладонями колени.
Отрываюсь от дороги и смотрю на него.
– Не холодно в джинсах? – спрашиваю. – Не по сезону…
– Не боись, самое ценное в тепле да уюте. Эх, жаль что ты его не долбанул СГС, или хотя бы фарами, лампочки у тебя тоже ничего!
– Да он и так дороги не видит, – примирительно говорю я. – Они же и в яркий солнечный день с дальним светом едут: посторонись, мол, слепой за рулём.
Я протягиваю руку к переключателю отопителя и вдруг осознаю, что в кабине совсем не жарко. Бросаю взгляд на индикаторы термометров: за бортом "минус двенадцать".
В кабине – "плюс четырнадцать". И неутомимый ветер, позёмкой полирующий дорогу…
– Вот это тачка! – завистливо шепчет напарник. – Мне бы такие деньги. Каждый день прошу Господа, чтоб разбогатеть…
Мне становится не по себе:
– Ты и у повара будешь денег на завтрак канючить?
– Чего?
– Какой смысл просить денег у того, кто может дать всё, и даже то, чего не купишь за деньги?
– О чём это ты? – настораживается Николай.
– Откуда тебе знать, что принесут деньги? Не проси чего не понимаешь…
– Как это?
– Первое правило агронома: не проси у Бога дождя, проси урожая…
Но он меня уже не слышит:
– Видел, как пронёсся?..
– Дурачьё, – раздражаясь, отрезаю я, – кто же с горы-то в снег разгоняется?