Пленники
Шрифт:
И тут старик полностью очнулся. Все теперь понимает он, все!
— Последнее слово? — спрашивает он задумчиво. — Корову выпустить бы надо… голодная…
Немец смотрит на переводчика. Тот переводит последние слова старика. Немец взвизгивает. Этот старикашка еще осмеливается смеяться над ними? Вешайте!..
Проволока врезалась в горло. Ноги старика оторвались от земли, мучительно изогнулось крепкое, кряжистое тело, вздрогнуло раз, другой… Старый лесник висел с упавшей на грудь головой и глаза его продолжали
А потом убийцы вынесли из его дома все, что имело хоть какую-нибудь ценность, и бросили под дубом. Старший ударом каблука разбил хлебное блюдо, красиво вырезанное из бука, и на одном из обломков химическим карандашом вывел: «Partisan». То же самое по-русски написал переводчик и эту надпись прикрепили на груди повешенного. Затем солдаты вывели из хлева корову с теленком. На теленка сразу набросились и, прижав к земле, ножом отрезали голову и начали свежевать. В завершение своих подвигов немцы принесли к порогу несколько охапок сена, подпалив его зажигалкой. Сено задымилось. Мелькнуло пламя. Огненные языки лизнули косяк, взметнулись по нему вверх, поползли к крыше. Через некоторое время пылал весь дом.
Дом пылал, а его хозяин, старый украинец, молча покачивался на суку с застывшим на лице выражением безмерного изумления.
…Поздно вечером два человека осторожно вышли из леса. Они часто останавливались, прислушивались и снова пробирались вперед по опушке.
— Слушай, Ваня, тебе не кажется, что мы опять заблудились?
— Нет, не кажется, — сказал Великанов, опершись о ствол согнутой сосны. — Дорогу я запомнил. Тут недалеко. Только вот засады боюсь. Подстрелят еще сволочи…
— Давай подождем, пока стемнеет. Ночью в лесу нас не возьмешь. Сядем!
Сели.
— Должно быть, они подожгли дом старика, — снова заговорил Гарник. — Большой дым валил.
— Кто знает… А может, лес где-нибудь горел?
— И старика, наверное, увели…
— Кто знает!..
— У тебя ноги не мерзнут? Надо было хоть ботинки взять.
— Да… И хлеба не захватили… Одним словом, влипли мы с тобой, Гарник. Глупая штука получилась. А ведь можно было бы предугадать — выдал нас, конечно, тот торгаш. Я по глазам почуял — предатель. Пойдем, что ли?
— Ну, не спеши, Иван, еще светло.
— Если совсем стемнеет, заблудимся в лесу. Вставай-ка!..
Они двинулись дальше по краю глухой дубовой рощи, куда и днем едва проникал свет. Как и раньше, Великанов впереди, а Гарник, опираясь на дубинку, — следом.
И вдруг прямо перед ними два испуганных голоса заорали враз:
— Хальт, хальт!..
Брызнула автоматная очередь. Пули просвистели совсем близко. При вспышках огня, вылетающего из дула, Гарник разглядел близко от себя человека.
Повинуясь инстинктивному чувству самозащиты, он, не долго думая, прыгнул вперед и палкой изо
— Души их, Ваня!
Великанов бросился на соседнего автоматчика.
В стороне, в каких-нибудь пятидесяти шагах от них, трещали выстрелы.
— Вз! Вз! Вз! — впивались в стволы пули над самыми головами беглецов.
Гарнику удалось вырвать автомат у солдата, на которого он насел. Последний удар он нанес врагу прикладом. Отскочив за дерево, он нашарил спусковой крючок, нажал. Пули попали в ствол дерева напротив: полетели щепки.
— Души, Ваня! — в самозабвении кричал Гарник, выпуская короткие очереди.
Великанов обеими руками держался за автомат немца, пытаясь вырвать оружие. Немец боролся со всем остервенением. Они сплелись в один клубок, катавшийся на земле прямо под ногами Гарника. Немец брал верх, — Гарник увидел Великанова, опрокинутого навзничь.
Гарник приставил дуло автомата к плечу немца и выстрелил. Солдат, охнув, осел и выпустил из рук автомат.
Выстрелы с той стороны поляны не прекращались. Пули летели высоко, срубая сучья, автоматчики стреляли наугад.
Великанов с Гарником отползли назад, в чащу.
Вдвоем они открыли ответный огонь.
Выстрелы слышались все дальше. Видимо, враг отходил, выпуская для храбрости диск за диском в лесную тьму. Решив поберечь заряды, беглецы перестали стрелять.
Великанов обыскал убитого немца. Вытащил из карманов фонарик, часы, два кольца, завернутых в бумагу, финский нож, письма, коробку сигарет, деньги. Решили обшарить и другого мертвеца. У него Великанов обнаружил тот самый нож с перламутровой рукояткой, который лесник выменял у торговца.
— Надо снять с них башмаки, — сказал Великанов.
Он снял ботинки с убитого врага и примерил:
— Ничего, сойдет!.. Вот тебе другая пара…
— Кажется я ранен, Ваня! — вдруг проговорил Гарник.
— Как?! И только сейчас заметил?
— Да. Пощупай-ка руку.
Великанов коснулся руки товарища — она была в крови.
— Надо, брат, перевязать.
Он снял рубаху и отрезал ножом лоскут.
— Рана сквозная. Кость не задета?
— Не знаю. Больно.
Усевшись на корточки, Великанов перевязал руку Гарника, помог надеть пиджак.
— Кость цела, Гарник, — утешил он, — иначе сразу почувствовал бы. Знаешь, у старика на полке была аптечка, я видел. Думаю, что нам надо дойти туда. Сейчас у нас есть оружие, можем обороняться, не так страшно.
Они повернули назад и пошли украдкой, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Когда подошли к знакомой полянке, пахнуло гарью. Там, где стоял дом старого лесника, смутно белела во тьме одна печь. На пепелище кой-где вспыхивали искры, курились столбики дыма.
— Сожгли!.. — мрачно проговорил Великанов.