Пленники

Севунц Гарегин Севиевич

— Ничего, мы вас проводим, — успокоила одна из слушательниц. Четверо женщин вышли вместе с ним за околицу и провожали километра три.

— Кончится война — заходьте до нас, будем рады!.. Оник поблагодарил женщин, низко поклонился всем и зашагал по дороге. На повороте он оглянулся. Четыре украинки стояли на месте и смотрели ему вслед.

После этого судьба еще раз улыбнулась Онику.

В Тернополе у него не было знакомых, поэтому он не задерживался в городе. Еще засветло он вышел за город, чтобы поискать ночлега в одном из ближайших сел. В деревне

он чувствовал себя спокойнее, чем в городе: там сразу увидишь, есть ли немцы и как живется людям. Городского жителя не так-то легко раскусить. Иной в приличном костюме, в шляпе и с галстуком, а за душой ни гроша. Вот и проси у такого помощи. Крестьянин — другое дело: как бы трудно ни было, у него найдется кусок хлеба и картошка. А хотя бы одна картофелина и то спасение для голодающего человека.

Нет, лучше уйти из города! Вон идет патруль. Он может остановить, потребовать документы. Ну, предположим, сказать, что пришел из деревни, пропуска не имеет. Но ведь так не отпустят — пойдут расспросы: почему не знаешь украинского, какой национальности и тому подобное.

Задумчивый и озабоченный, Оник шагал по дороге, не зная куда она приведет его. Навстречу попался худощавый, лет шестидесяти человек. Оник пригляделся к нему и осторожно спросил:

— Куда ведет эта дорога?

— А тебе куда надо?

— В Чертково.

— Так это совсем в другую сторону! Ты, видимо, не здешний, друг?

— Да… я из-под Харькова. Перед самой войной поехал во Львов, там заболел и застрял. Эх, черт побери! Значит, я возвращаюсь туда, откуда только что вырвался. В Черткове у меня живет тетушка, хочу повидать ее. Зашел в город… купить что-нибудь, да ничего не нашел…

— Я вижу, — очень устал?

— Д-да…

— Эх, парень!.. Пойдем-ка ко мне, отдохнешь немного. Дом — вон он, отсюда видно.

Этот разговор со случайным встречным как-то сразу произвел хорошее впечатление. Оник, не колеблясь, последовал за ним. Около дома их встретила жена старика. Они жили вдвоем.

— Ты, парень, как вижу, идешь из плена? — прямо спросил хозяин, усадив Оника и пристально глядя ему в глаза.

Тон, которым был задан вопрос, и умный, проницательный взгляд заставили Оника быть откровенным.

— Бежал из плена, — признался он.

— Не армянин ли, случайно?

— Да, родом из Армении.

— Был у меня знакомый армянин, портной во Львове. Золотой человек, душа-парень!..

Старик задумался, потом сказал жене:

— Угости нас чем-нибудь. Да на дорогу яиц свари.

Скоро на столе шипела яичница.

Жена тут же завернула в тряпочку два десятка яиц, положила туда сухарей и пакетик с солью.

— Дорога, парень, долгая, пока доберешься до тетки, наголодаешься. Бери!

Трогательная забота этих чужих людей чуть не до слез взволновала Оника. Он переводил благодарный взгляд с хозяина на его жену и только смог сказать:

— Как же мне вас отблагодарить?!

Сунув узелок ему в руки, хозяин проговорил:

— Если в Черткове задержишься, сообщи о себе. Да, вот

еще что… Сейчас здесь преследуют евреев, убивают. А ты немного похож на еврея. Возьми-ка этот образок богоматери, мало ли что — при случае покажи да поцелуй: я, мол, православный…

— Поможет ли? Ну, да все равно, дайте. Большое вам спасибо!

— Фамилию мою возьми — Глущенко. Тоже на всякий случай. А если будет в чем нужда, пиши, не стесняйся. Кто знает, — быть может, смогу помочь.

— И без того не знаю, как вас благодарить…

— Ну, зачем много говорить о том! Ты не виноват, что люди дошли до этого. Коли можем помочь — почему не помочь?..

Горячо попрощавшись с добрыми стариками, Оник продолжал свой путь. Шел, повторяя про себя: «Вот это люди! Да, вот это люди!..»

По дороге он догнал молодую женщину. Она шла, согнувшись под тяжестью мешков и узлов, и даже не могла вытереть пот, струившийся по ее лицу из-под светлых растрепанных волос.

— Куда идете, сестрица? — осведомился общительный Оник.

— В Яблоневку, — тяжело дыша от напряжения, ответила женщина.

— Это вот та — ближняя деревня?

— Нет, следующая.

— Издалека, должно быть?

— Издалека, из Львова. До Тернополя ехали на машине, а тут — никакого транспорта. Приходится на себе тащить.

— Можно я вам помогу?.. Дайте вот тот узел, побольше.

— Вот спасибо! — обрадовалась женщина. — Возьмите, — тут одеяло, оно не тяжелое, только нести неудобно.

Оник взвалил узел на плечо, и они вместе вошли в село.

Около крайней избы стояли две женщины. Видимо, они стучались в закрытые ворота. У каждой в руках было по свертку.

В воротах появился офицер. Оглядев женщин, он разрешил им войти во двор. Но заметив Оника, закричал:

— Эй, эй! Ком хер!..

Оник передал узел женщине:

— Ну, счастливо тебе, сестрица! А меня немец требует…

— Ой, мама! Да за что же это?..

Оник подошел к офицеру, тот указал рукою на ворота. Зашли в хату. Офицер спросил о чем-то по-немецки.

— Не бачу, — пожал плечами Оник.

Немец выхватил из его рук узелок, подошел к окну, развязал:

— О, яйки!

Он бережно выложил на стол два десятка яиц, а соль и сухари снова завязал в узелок и сунул в руки Онику. Должно быть, в уплату за яйца вручил несколько сигарет и сказал:

— Форт!

Это означало: можешь идти!

На земле бывают большие и маленькие несчастья; теперь для Оника самой большой бедой было бы, если фашист не сказал ему это «форт». Конечно, гитлеровец мог, оставив узелок в покое, вежливо предложить: «Посиди-ка здесь, мне необходимо поговорить с тобой». Э, ясно, какой разговор мог быть между ними!..

Хорошо, что пришлось отделаться только испугом. Все-таки после этого случая Онику не захотелось оставаться в селе. Опыт показывал, что там, где стояли немцы, лучше не задерживаться: жители боялись принимать незнакомых людей, над головой у всех постоянно раскачивалась петля. Нужно идти. Сухари есть, соль есть.