Пленных не брать

Соболев Сергей Викторович

Президент России в канун выборов попал в сложное положение. Когда он объявил своим соратникам, что принял окончательное решение в пользу проведения выборов, те восприняли новость без особого энтузиазма, а некоторые посчитали это заявление обычным тактическим ходом. Партия силовиков была категорически против проведения выборов. Президент еще некоторое время колебался, не зная, как ему правильно поступить. Шестнадцатого марта он едва удержался от принятия силового решения, благо депутаты Госдумы дали ему повод для решительных действий, денонсировав беловежские соглашения. В этот день в здание Думы проникли сотрудники органов, — якобы в одном из помещений была заложена бомба, — а вход с улицы заблокировала армейская

техника. Достаточно тогда ему было подписать серию указов, заблаговременно подготовленных силовиками, и первые свободные выборы состоялись бы лет эдак через семьдесят пять.

Лидер государства тогда устоял от соблазна, тем более что у «силового варианта решения вопроса власти» было немало противников внутри страны. Сказалось также давление, оказанное на него западными правительствами. В эти самые дни, в марте, его команда окончательно раскололась на две враждующие группировки. Они никак не хотели сотрудничать между собой и даже во время предвыборной кампании проводили свои заседания раздельно, на разных этажах «Президент-отеля». Эти распри могли их всех погубить. Пришлось сделать выбор. Он уступил настойчивым требованиям Рыжего и отправил преданных, но недалеких и весьма нерасторопных слуг в отставку. А что оставалось делать? Другого выхода тогда у него не было.

— Что делать? — невольно повторил одну из своих мыслей президент.

Буртин внимательно посмотрел на него, затем как бы невзначай поинтересовался:

— Борис Николаевич, вы собираетесь принять предложения Щербакова?

— Я еще не решил, — после раздумий сказал президент. — Здравые мысли там имеются, этого у него не отнимешь. Но он слишком круто берет. Я не собираюсь удовлетворять все его пожелания, в конце концов, это невозможно. Но некоторых банкиров и всяких там «бизнеров» неплохо бы немного пощипать. Согнать с них лишний жирок, понимаешь, они его все равно нагуляют.

Он закашлялся, на лбу выступила испарина, пришлось опять лезть в карман за платком.

— Сделаем небольшое кровопускание. Не всем, конечно, выборочно. Кровь из носу, но деньги нужно найти и хотя бы частично наполнить казну. Вот так, Юрий Михалыч…

Буртин против воли скептически покачал головой.

— Представляю, какой поднимется переполох.

— Что?!

Президент внезапно остановился, воинственно уперев руки в боки, а в глазах появился знакомый Буртину свинцовый блеск.

— Шум, говоришь, будет? Это ты мне говоришь?! А что вы все значите без меня?! Кто вам дал власть и деньги?! Молчишь?! Ну и молчи, потому что, когда меня не станет, вы для начала перегрызетесь, а потом коммуняки будут вешать вас на всех фонарных столбах, как они это делали в Гражданскую.

Заметив облачко недовольства на лице помощника, президент умерил свой гнев.

— Ладно, не обижайся, не про тебя идет речь. Ты лучше скажи, сколько наших денежек лежит на зарубежных счетах да еще вколочено в недвижимость и ценные бумаги? Сто миллиардов? Двести? Не знаешь? И я не знаю. А они, то бишь швейцарцы, американцы и прочие люксембуржцы, знают. У них все сосчитано до цента, пфеннига и сантима. Сегодня помощник газеты мне принес, а одну сунул прямо под нос: смотри, Борис Николаевич, как наши дела круто в гору идут, люди богатые появились, покупают особняки в наипрестижнейших местах. В газете той написано: два русских коммерсанта купили в фешенебельном пригороде Торонто по особняку, один за восемь миллионов, второй за пять с половиной. У того, что за восемь купил, в особняке тридцать две спальни. И заметь, Юрий Михалыч, у них, то есть у коммерсантов этих сраных, никто не удосужился спросить: а откуда, господа хорошие, такие деньжищи взялись? У своих они требуют полный отчет, кучу справок и деклараций, а у наших и разных там богатых хохлов нет. Почему, как ты думаешь?

Буртин прекрасно знал ответ на этот вопрос,

но от комментария предпочел воздержаться.

— Что, опять молчишь?! Ну тогда я скажу. Так вот, дорогие мои, если я вдруг помру, а на трон сядет Крутой или коммуняки устроят переворот, то плакали ваши денежки. Там быстро разберутся, — он махнул рукой в сторону предполагаемого Запада, — какие деньги чистые, а какие добыты путем афер, можешь не сомневаться. Это у нас можно финорганам да налоговой инспекции мозги вкручивать, а у них с этим дело обстоит строго. Они такие клубки уже давно научились распутывать. И эти нувориши безмозглые, что внахалку скупают дома и яхты, враз свою собственность потеряют. Потому что каждые девять из десяти не смогут доказать легальность своих баснословных состояний. Как, скажи, можно работать префектом в Москве, иметь на службе оклад в два миллиона рублей, а за кордоном владеть собственностью в два миллиона долларов?!

— Вы нарисовали мрачноватую картинку, Борис Николаевич.

— Зато правдивую, — отрезал тот. — И учтите, если со мной что случится, эти ваши сто, двести или сколько там их у вас миллиардов накроются… Сам знаешь, чем. Для начала заморозят все вклады и операции по ним, а потом положат денежки в свой карман. Так что насчет кровопускания я не шучу, Юрий Михалыч. Лучше расстаться с какой-то частью, чем потерять все.

Буртину не раз доводилось быть свидетелем подобных вспышек гнева. В такие минуты лучше держаться подальше от этого человека, затаиться в каком-нибудь темном углу, переждать там грозу и раскаты грома. Но сейчас он был лишен такой возможности, поэтому предпочел помалкивать и лишь время от времени поддакивал своему патрону.

— Теперь давай поговорим о деле. Рыжий нажаловался мне на Щербакова. Если верить его словам, то этот отставной генерал много на себя берет. А еще он обижает наших друзей. Выясните, Юрий Михалыч, соответствует ли информация Рыжего истине. И еще… Между ним и Щербаковым крупная ссора вспыхнула, я силовикам приказал не вмешиваться. Посмотрим, кто кому голову свернет. Но учти, Юрий Михалыч, смертоубийства я не потерплю!

Президент тяжело вздохнул, покачал тяжелой седой головой.

— Если Рыжий возьмет верх, он еще больше укрепит свои позиции. Гонора у него и сейчас много, а тогда он станет попросту невыносим. У него большие запросы, Юрий Михалыч, он в душе властолюбец и при известных условиях может представлять опасность. Надеюсь, вы поняли, что я хочу вам втолковать? В этой ситуации будет лучше, если проиграют сразу обе стороны…

Буртин внимательно выслушал инструкции президента, но какая-то часть его сознания в эти минуты была занята совершенно другим. Он в очередной раз задумался о природе этого человека. Его множество раз хоронили, объявляли неизлечимо больным и хроническим алкоголиком, а его непоследовательность не имеет себе равных в истории. Но что бы о нем ни говорили, он незаурядная личность и искусный политик. Никто не может заранее предугадать, как он поступит в следующий момент. Его шаги и решения иногда кажутся ошибочными или неуклюжими, но, как правило, он всегда добивается поставленной цели. Ему то и дело устраивают пышные политические похороны, а он, словно мифическая птица Феникс, всегда готов возродиться из пепла.

— Я вас понял, Борис Николаевич. Можете не сомневаться, ваше поручение будет выполнено.

Они вернулись к зданиям санатория, и президент с невольной тоской посмотрел на освещенные окна.

— Никогда не завидуйте великим, Юрий Михалыч, — неожиданно даже для самого себя он обратился к своему помощнику на «вы». — И не дай вам бог оказаться на моем месте…

С освещенной веранды до них донесся громкий мужской голос:

— Борис Николаевич, вам пора на вечерний медосмотр.

На лице президента появилась мрачная улыбка, затем он постучал себя по горлу ребром ладони: