Плевенские редуты
Шрифт:
Очень обеспокоенные, болгары послали к Осману в его лагерь депутацию во главе с белобородым чорбаджи Златаном — стариком хитрым и льстивым. Златан пустил слезу, призвал в заступники «его светлость, отца и благодетеля». Осман-паша немедля приехал в Плевну и велел собрать на площади турецких жителей города.
Командующий был хмур и недоволен. Протянув руку в сторону русских батарей, он сказал тихо, но так отчетливо, что все услышали:
— Вот вам враг, если хотите крови. Получайте оружие и ступайте драться на позиции. Если же кто посмеет тронуть хотя бы пальцем болгар — клянусь Аллахом,
Осман сделал паузу и закончил:
— Не забывайте, что они такие же подданные нашего великого падишаха, как и вы.
Про себя же подумал: «Хороший пастух стрижет овец, а не сдирает с них шкуры».
Крайнюю необходимость немедленно послать связного к Фаврикодорову почувствовали и начальник лазутчиков полковник Артамонов из штаба армии, и Скобелев, и его помощник Радов. Решительно настаивал на этом и Тотлебен. Он вообще считал, и не без оснований, что разведка работает кустарно, сведения добывает весьма приблизительные, и не однажды выражал недовольство этим.
Артамонов пытался оправдываться, говорил, что нескольких его лучших лазутчиков Осману удалось выловить, что не так просто подготовить новых и меры принимаются, что важные сведения получает от болгар: они организовали от селения к селению устную почту, и она доходит до русского командования. Две болгарские крестьянки попали к туркам на допрос. Они притворились, что не понимают турецкого языка, слышали разговор офицеров, мол, готовится прорыв, и дали знать об этом русским. Осман щедро одарил одного плевенца, заслал на русские позиции, а тот пришел, выложил деньги мушира…
— Мне сейчас беллетристика не нужна, — решительно оборвал Тотлебен Артамонова, — мне в самые ближайшие дни надо точно знать: каковы продовольственные ресурсы блокированного города, когда и где думает осуществить Осман прорыв? Срок вам для этих выяснений даю три дня.
Начались лихорадочные поиски болгарина, который прежде жил в Плевне и смог бы теперь туда проникнуть. Расспрашивали Столетова, Цветана, и, в конце концов, выбор пал на Стояна Русова.
Ею вызвал к себе подполковник Радов, поддерживавший все эти месяцы связь с Фаврикодоровым.
С помощью переводчика Скобелева, болгарина Александра Людсканова, Радов стал расспрашивать Стояна о жизни его в Плевне, о родителях, о том, как попал он в ополченцы.
Затем Русову было дано задание — пробраться в Плевну, найти жилье рубщика мяса Пенчо Маджарова, у которого живет Фаврикодоров, и принести от него сведения, интересующие Тотлебена.
При этом Стояну запретили появляться в своем прежнем доме, даже на своей улице, и вообще дали совет, насколько это возможно, не встречаться со знакомыми. Если все же избежать встреч не удастся и начнутся расспросы: где был? что делал? — сказать, что был в деревне, недалеко от Горного Дубняка, пересиживал голод и обстрелы, а когда начались бои за Горный Дубняк, подался в город.
Русов двинулся в путь к ночи. Ему пришлось пробираться под навесными скалами, прижимаясь спиной к выемкам. Сверху по хребту, вдоль Вита, расположены были турецкие секреты, и временами слышались оклики:
— Дур! Ким дыро?! [35]
И
— Ба-ак! [36]
Местами река вплотную подступала к отвесным, крутым берегам, и тогда Стоян брел по грудь в жгуче-холодной воде. Кое-где турецкие пикеты были расположены близко к берегу, навесы кончались, и Русов полз по земле мимо часовых. Он даже услышал, как один из них сказал другому:
35
Стой! Кто идет?! (тур.).
36
Слу-шай! (тур.).
— Скоро вырвемся из этой, Аллахом проклятой, мышеловки.
Через несколько часов Стоян добрался до того места, где ручеек Вер впадал в реку Вит, и очутился возле мельницы. Из нее, он знал это еще мальчишкой, тайный лаз вел наверх, к Плевне. Сквозь щели мельничной двери светился огонек плошки. «Не турки ли?» — с тревогой подумал Русов и прильнул глазами к щели. Нет, то белый как лунь дидо Васил понуро сидел и чинил сеть. Детей его убили турки, а сам он доживал свой затянувшийся век.
— Дидо Васил, — тихо окликнул Стоян.
Старик встрепенулся, поднял голову. Тонкая шея его обмотана шарфом.
— Или кто спрашивает?
Русов открыл дверь, скрипнули ржавые петли. Он вошел в мельницу. Валялся в углу на соломе кожух. Потрескивал сальный огарок. Пахло мышиным пометом и лежалой прелью. Догорали ветки в очаге.
— Это я, дидо, может, помни? Мальчишкой прибегал рыбу ловить!
Васил вгляделся в лицо Стояна водянистыми глазами:
— Да разве упомнишь… Сколько вас, сорванцов, ко мне прибегало… Еще сыночки живы были… — Глаза у деда затуманились. — А что ты здесь делаешь? — спросил он у Стояна.
Тот заколебался. Но потом решил, нет, дидо Василу довериться можно, и рассказал ему о намерении проникнуть в Плевну.
— Момче [37] мой! — с тревогой воскликнул Васил. — Как же ты оттуда вырвешься? Турски, собаки, изведут тебя.
— Ничего, дидо, доберусь…
Старик обнял его, перекрестил::
— Ну, помогай тебе бог…
Стоян когда-то хорошо знал этот узкий лаз, ведущий прямо из мельницы, лаз, по которому с большим трудом, но можно было пробраться к центру города, ободрав в кровь колени и локти.
37
Мальчик (болг.).
И хотя за последние годы Стоян не очень-то прибавил в весе и был по-прежнему узкоплеч, хрупок, путь по лазу достался еще труднее прежнего.
Только к рассвету, задыхаясь от усталости, выполз Русов недалеко от пустыря к развалинам мечети и пошел разыскивать дом Пенчо. Где-то прокричал недорезанный петух и пугливо умолк.
В парке, на старой дикой груше, висели два болгарина с дощечками на груди: «Отказался идти на окопные работы». Муэдзин с вершины минарета позвал к утренней молитве: