Плоды манцинеллы
Шрифт:
— Ладно, доктор Майер, — ведущий налил стакан воды и сделал большой глоток. — Расскажите о сканере. Как он работает?
— Эффект Джозефсона. Нестационарный, конечно же. Мы измеряем магнитное поле каждого отдельного импульса нейронов, а затем, зная момент, получаем общую картину.
— Пациент при этом что-то испытывает?
— Нет. Пациент смотрит видео ряд, слышит звуки, чувствует прикосновения к различным частям тела. Каждое действие вызывает электрический отклик, из которого мы и делаем выводы о структуре головного мозга.
— А когда следует делать сканирование? В каком возрасте? И меняется ли структура мозга на протяжении жизни?
— Мы считаем, что возраст не важен. Мозг развивается, конечно, но не столь критично.
Ведущий
— Насколько он точен? Сканер?
— Мы пока не определились с тем, каким образом охарактеризовать его чувствительность, но, поверьте мне, точность достаточна.
Достаточна, чтобы видеть. Достаточна, чтобы анализировать. Несколько лет назад Себастьян и сам не верил в реальность собственной идеи. Но теперь эзотерика стала действительностью, с которой никак не могли смириться прошлые злопыхатели и насмешливые консерваторы. Но радовало ли это Майера? Нет. Он достиг одной цели, и перед ним стояла другая.
— А вот скажите мне, доктор, — ведущий задумчиво оглянулся. — У каждого ли человека есть что-то особенное в мозгах? К примеру, известные всем тесты на уровень интеллекта. Вы же понимаете, что они субъективны? Результаты показывают лишь часть способностей, ограничивая все, что не связано с моментальной обработкой информации и поиском выбора. Вы же говорите, что ваш сканер будет показывать все, до мельчайших деталей, — Себастьян коротко кивнул в ответ. — И вот предположим. Приходит человек, ложится под ваш аппарат, получает результат, а в нем нет ничего выразительного.
— Мы ожидаем увидеть статистику с некоторой медианой. Логично предположить, что подобные Джону люди — редкость. Гении вообще редкость.
— То есть, у нас будет некоторая норма?
— Вероятно.
— Звучит неоднозначно.
— Почему?
— А вы не видите? Медиана общества… Только подумайте, ваше изобретение будет определять и разделять. Появятся низшие, средние и высшие. Можно представить даже нечто большее — результаты сканирования станут чем-то вроде документа. Они будут указывать, трактовать жизнь каждого человека, — ведущий иронично вскинул бровь и продолжил: — Как дела в учебе? Все видно на скане. Успешная карьера? Посмотрим в карточке. Счастливая семья? Общественное признание? Обратимся к результатам.
— Я… — Майер смущенно потер виски. — Я никогда не думал об этом. Не смотрел на сканер с этой стороны.
— Да, доктор. Не смотрели. Но теперь уже ничего не поделаешь, верно?
— Да-а-а-а, — отрешенно протянул Себастьян. — Да, наверное.
— Но вернемся к изобретению. Расскажите его историю.
— В конце лета 2015-го мы собрали нечто, что стало базисом НСГМ. Наш первый прорыв, в который никто никогда не верил. На это ушло тринадцать лет.
— Немалый срок.
— Потом исследование ускорилось, пошло по нарастающей. Уже через два года мы получили то, что имеем сейчас.
— Финальный вариант сканера?
— Мы полагаем, что так. Он исправно функционирует и практически не допускает погрешностей. НСГМ готов.
— А что было потом?
— Потом? — доктор непонимающе посмотрел на ведущего. — В смысле, потом? Потом было «сейчас». Меня пригласили сюда, к вам на интервью.
— А, ну да, — мистер Грей смущенно улыбнулся и надсадно кашлянул. — Что вы можете рассказать мне о девочке?
— О девочке? — Майер мелко заморгал и вновь потер виски. — Не понимаю, о чем вы. О какой девочке?
Ведущий запустил руку за пазуху. Послышался легкий шелест бумаги. Из внутреннего кармана пиджака мужчина извлек аккуратный серый прямоугольник. Листок, сложенный пополам.
— Что это?
Ответа не последовало. Ведущий медленно развернул бумагу.
— Мистер Грей, что это? — Себастьян занервничал. Он сам не знал почему. Что-то в этом сложенном клочке бумаги показалось ему тревожным. И чарующим.
Взгляд ведущего пробежался по листку, а затем сместился на Майера.
— Вот, взгляните, — он протянул доктору записку, но из рук ее не выпустил.
«Ne me quitte pas, papa».
— Ne me… Не покидай… Не покидай меня, папа, — едва слышно выдохнул доктор. — Не покидай меня, папа.
Ведущий убрал листок.
— Не покидай меня, папа, — Майер слепо смотрел перед собой. Он выглядел озадаченным и сбитым с толку. — Эст… Эстер? Боже… Эстер, девочка. Милая моя…
— Доктор Майер, — ведущий учтиво окликнул Себастьяна. — Что вы можете рассказать мне о девочке?
Глава 2. Изобретатель
«НСГМ изменит мир», — сказал доктор Майер на интервью. Тогда он и представить себе не мог всю глубину своей правоты. В середине 2017 года корпорация «Одуукана» приобрела права на производство и распространение сканера. Претендентов на обладание заветной лицензией было немало, но именно японский концерн, долгие годы поставлявший высокотехнологичное оборудование в Цюрихский университет, получил желанный документ. Себастьян Майер, как глава исследовательской группы, принимал непосредственное участие в создании производственного комплекса, назначением которого должен был стать фабричный выпуск НСГМ. Доктор приехал в Токио, где его расположили в тесном, но уютном кондоминиуме, совсем недалеко от главной башни «Одуукана», и без промедления принялся за работу. Он консультировал специалистов и инженеров, передавал чертежи, поражающие японских коллег своей сложностью, кропотливо трудился над керамическими композитами, в которых и заключался основной элемент сканера, и неустанно следил за тем, чтобы все было сделано правильно. К середине осени 2017 года первый японский НСГМ увидел свет. «Ноджу». Так решили назвать сканер, под таким именем он поступил на мировой рынок. Себастьян названия не понимал, и все его попытки вникнуть в суть японского слова оказывались тщетными. В конце концов, Майер сдался, решив, что это имя навсегда останется для него загадкой, попрощался с новыми коллегами, рядом с которыми он провел несколько увлекательных месяцев, и вернулся в Цюрих. Впереди ждала работа. Расшифровкой, анализом и составлением статистики полученных в будущем сканов могли заниматься только он и члены его исследовательской группы. Это условие было одним из пунктов договора, заключенного между университетом и «Одуукана», под которым Майер с готовностью подписался. В конец концов, к этому он и стремился.
Пока доктор был в Токио, Марта Бремер продолжала свой труд в лаборатории. Она звонила ему по вечерам, обыденно спрашивала, как прошел его день, рассказывала о новых приглашениях на интервью, коих в последнее время стало невероятно много, и привычно желала спокойной ночи. Он вспоминал и думал о ней с улыбкой, но не больше. Не горел желанием как можно скорее вернуться домой и упасть в родные объятия. Шесть лет совместной жизни не смогли воскресить в этих людях то, что погибло очень давно, не смогли перечеркнуть причины одержимости идеей мозгового сканера. Их прежний быт воспринимался рутиной. Они вместе завтракали, обедали и ужинали, временами гуляли по улицам Цюриха, разговаривая, как правило, об исследовании, вместе ложились спать и просыпались. Они занимались сексом несколько раз в неделю, в полной мере утоляя плотские потребности, но не испытывали друг к другу ровным счетом ничего. Эта симпатичная, притягательная женщина с длинными черными волосами, неотвратимо стареющая у него на глазах, стала частью жизни. Он привык к ее обществу, к ее запаху и вкусу, к ее голосу, но четко понимал, что нежности к ней нет, и не будет. Себастьян воспринимал Марту как нечто второстепенное, она могла покинуть его жизнь в любой момент, при этом не обрекая Бастиана на чувства тоски и одиночества… Ведь одиночество неизменно терзало душу. Он мог вернуться из Токио в пустой дом, найти там множество освободившихся пустых ящиков, что до этого были заполнены ее вещами, и равнодушно пойти в университет. И Марта это принимала. Когда Майер вернулся домой, она встретила его, словно разлука продлилась не больше какого-то дня.