Плохая девочка. 2 в 1
Шрифт:
Я наклоняюсь лбом на дверь и до хруста стискиваю челюсти, чтобы не зареветь. Уверена, Эмилия будет рада. Этого она и хотела – вывести меня из равновесия.
– У тебя все в порядке? – Насмешливо спрашивает она.
Я молчу.
– Слушай, Мариана, я тоже не в восторге от того, что приходится жить с тобой в одном доме, но стараюсь держать себя в руках.
Наваливаюсь на дверь и с трудом сдерживаю подступающие слезы.
– Если тебе так плохо, ты можешь съехать. – Предлагает Эмилия. Даже не видя ее, я понимаю, что она говорит это с улыбкой. – Я и сама бы съехала,
Я впиваюсь пальцами в дверь и беззвучно стону.
– Понимаю, почему ты упорствуешь. – Продолжает Эмилия. – Но ты должна оставить мысли о том, что сможешь когда-нибудь его вернуть. Дальше будет тяжелее: каждый день наблюдать, как растет мой живот, и как крепнет наш союз с Каем. Не каждая такое выдержит. Лучше тебе, девочка, и, правда, съехать.
Я распахиваю дверь и замахиваюсь на нее в гневе.
– Ударишь беременную? – Делано пугается она, глядя на мою застывшую в воздухе ладонь. – Ну, так это мне только на руку: Кай не захочет, чтобы какая-то психованная подвергала опасности наши с малышом жизни.
Ее ладонь ложится на живот. На лице Эмилии зажигается победоносная улыбка: мои смятение и ярость поддерживают ее жизненные силы.
– Убирайся. – Прошу я, бессильно роняя руку.
– А ты оставь даже мысль о том, чтобы со мной тягаться, поняла? – Ее глаза угрожающе суживаются. – Таких, как ты, у него было – не сосчитать. И каждая думала, что она – особенная. – Эмилия морщится, оглядывая меня с головы до ног. – И где они все? Он даже лиц их не помнит. Так что не думай, что ты чем-то выделяешься, и сможешь соперничать со мной.
– Ты мне не соперница. – Хрипло говорю я, с вызовом и также нагло рассматривая ее фигуру, длинные, блестящие черные волосы и ровные стрелочки на веках. – Я не собираюсь с тобой соревноваться.
– Лукавишь. – Она склоняет голову набок, прищуриваясь. – Я вижу, как ты на него смотришь. Не знаю, что Кай наобещал тебе, и какой лапши навесил на уши, чтобы ты раздвинула перед ним свои тощие ноги, но я могу рассказать тебе, каково быть его девушкой. Когда время от времени появляются вот такие глупые, но очень самонадеянные смазливые дешевки, как ты, и каждая из них верит, что задержится в его постели дольше, чем на ночь или две. Многих из них мне приходилось жестоко наказывать: не все понимали с первого раза. Но в итоге это заканчивалось тем, что Кай возвращался ко мне. И так будет всегда.
– А ты не думала, что дело в нем, а не в этих девушках? – Потрясенно шепчу я.
– Дело всегда в вас – мерзких шлюхах, которые вешаются на чужих парней!
Я замираю, растеряв всякое желание бороться с ней. Эмилия совершенно не любит себя, и мне ее жаль. Похоже, в отношениях с Каем, она всегда его оправдывала, сваливая вину на тех, с кем он ей изменял. Это обстоятельство совершенно лишает меня охоты заехать ей по лицу за оскорбления.
– Кем бы ты себя не возомнила, я тебе его так просто не отдам. – Предупреждает Эмилия, водя у моего носа указательным пальцем. – Не отдам.
Я молчу, соображая, как лучше
– Надеюсь, ты поняла, и не станешь делать глупостей.
– Поняла что? – Прочистив горло, спрашиваю я. – Что не стоит вешаться на отца твоего ребенка? Так я еще на входе тебе сообщила, что мне это не интересно. Если у тебя все, покинь, пожалуйста, мою спальню. Очень не хочется снова орать на женщину в положении.
От слова «женщина» Эмилию передергивает, но она, похоже, настолько обескуражена моим спокойствием, что послушно шагает назад.
– И если вдруг ты не побрезгуешь принять совет от мерзкой шлюшки, то рекомендую тебе поговорить с Каем, когда он вернется, и убедить его, что он должен как можно скорее взяться за голову и вернуться в хоккей и на учебу. От этого зависит, как я понимаю, ваше общее будущее.
И не дав ей ответить, я закрываю дверь.
Кай
Я делаю вдох, и в ребрах отзывается болью. Эта боль ощущается по-другому, не так, как на лице, куда пришелся удар сотрудника инспекции. Это ощущение безысходности давит бетонной плитой на грудь: я хотел сделать себе хуже и сделал. Хотел разрушить свою жизнь до основания и разрушил.
Реальность не казалась такой уж паршивой, когда я сосредотачивался на ненависти к сводной сестре, но теперь она вряд ли захочет остаться в моей жизни, и все то дерьмо, от которого я старательно отгораживался, заполнит мой мир до краев.
Чьи-то шаги гремят по коридору, и я прислоняюсь спиной к холодной стене и прячу кулаки в карманы. Меня затапливает волной стыда, но не перед полицейскими, с которыми я вел себя, как идиот, а перед Марианой: картины того, как она кричит, перепуганная, в машине и мечется потом между мной и сотрудниками органов, так и стоят перед глазами.
Чего я добивался своим поведением? Чего хотел от нее? Заставить вернуться ко мне? Скорее, добился обратного. Пропасть между нами лишь увеличилась, и ощущение неотвратимости окончательного расставания с ней стало сильнее.
– Турунен. – Произносит полицейский, остановившись у камеры.
– Да. – Я соскакиваю с твердой лавки и подхожу к решетке.
Он открывает дверь, лязгает замок.
– Повезло тебе.
– Почему?
– На выход. – Кивает он, отступая назад.
– Меня… отпускают? – Я не верю своим ушам.
– Забери документы у дежурного, не забудь подписать все нужные бумажки.
– Я не понял. – Хмурюсь.
– Вали, пока я не передумал. – Хмыкает полицейский, пропуская меня вперед. – Тебя ждут в холле, счастливый сукин сын.
Я решаю не задавать больше вопросов и послушно двигаю на выход. У меня никогда не было влиятельных знакомых или состоятельных родственников, поэтому я не ждал, что ситуация разрешится так быстро. Морально готовился к тому, что придется поплатиться водительскими правами и свободой, и уже почти свыкся с этим. Тем неожиданнее было услышать, что мне позволено «отвалить, пока они не передумали».