Плохая хорошая девочка
Шрифт:
Да уж… Юра, вздыхая, открыл дверь своей квартирки. Что и говорить… Отношения с мафией оставляли желать лучшего.
— Доктор, скажите, как себя чувствует пациент Воробьев?
Врач, который осматривал дядю Гену, сейчас торопливо шагал по длинному больничному коридору, тормозить не собирался, и потому говорить с ним Ростовскому приходилось буквально на ходу.
— Ну что можно сказать про этого пациента… Соответственно возрасту!
— То есть?
— То есть помереть старикан может в любой момент.
Врач был молодой — с отсутствующим взглядом, выглядел Юриным ровесником. Кроме того, сам Ростовский отнюдь не выглядел безутешным родственником. А с человеком посторонним можно говорить и без обиняков.
— Правда, может такое случиться? — уточнил Юра. — Может помереть?
— Может.
— А что же делать?
— Ну что делать… Лечиться. Использовать новейшие медицинские достижения.
— Может, ему этого… «Биттнера» попить? Дедушка все какие-то бальзамы пьет «чудодейственные».
— Какой, на фиг, «Биттнер»… — вздохнул врач. — Вы еще предложите вашему дедушке чаю с малиной попить. Ему операцию надо делать.
— Да?
— Да.
— И в чем же дело?
— В чем дело? — немного изумился Юриной наивности доктор. — Да такая операция стоит несколько тысяч долларов.
— Даже так…
— Бабки-то немыслимые для пенсионера…
— А что за операция?
— Шунтирование. Ну как, сами знаете, у кого… Сердце надо дедушке кое-где подлатать, подновить. И продержится еще лет пять-семь.
— Поскрипит?
— Да не поскрипит, а поживет. Причем хорошо. Хорошо себя будет чувствовать, бодро. В общем, понаслаждается жизнью еще пяток-другой лет. Операция, конечно, дорогая, но оно того стоит.
— Понятно…
— Вы ведь не родственник?
— Да нет… Нет, я из милиции.
— А-а…
Доктор пожал плечами и еще быстрее зашагал по длинному больничному коридору.
— Ну что, дядя Гена, плохи твои дела? — Ростовский выложил апельсины на край больничной тумбочки и присел рядом с постелью «пациента Воробьева».
— Да, Юрок, хреновато…
— Врач говорит, операция нужна?
— Говорит…
— И дорогая?
— Дорогая.
— Иначе пропадете?
— Иначе пропаду.
— Да, плохо без денег, дядя Гена.
— Плохо, Юрок… И не говори!
Ростовский и Воробьев помолчали.
— Так что… говоришь, нету в деревне Синюшкино старого Петухова? — первым нарушил паузу дядя Гена Воробьев. — Не нашел его там?
— Нету, дядя Гена. Не нашел.
— Н-да… Ох-ох-ох…
—
— Видно, уж и не найдешь, Юрок.
— Думаете?
— Да говорил я ведь ему, старому дураку, не болтай ты много с племянником Васькой о той истории, не откровенничай.
— А он?
— А Георгий, видно, разоткровенничался.
— А вы не хотите?
— Чегой-то?
— Пооткровенничать?
— С кем?
— Да хоть со мной.
— О чем это?
— Да «о той истории».
— А-а… Предложение, что ли, мне делаешь?
— Делаю.
— Ох-ох-ох! Дело, надо признаться, это давнишнее. Я ведь, знаешь, Юрок, только на своих «бальзамах» и держался всю свою тяжелую жизнь. На них держался и на самодисциплине. Если бы организм не очищал, давно бы в дерьме утонул. Меня ведь, знаешь, как жизнь прикладывала! Причем бывает, что человек сам на себя неприятности накличет — поведением своим безрассудным. А у меня — ну, ровно как кирпич на голову! Да какой-то там кирпич… Катаклизм, понимаешь? Настоящий катаклизм!
— Может, расскажете?
— Может, и расскажу. Когда-нибудь…
— А что сейчас удерживает?
— Ну а какой мне прок? Сам-то подумай…
— А что — неужели такая ценная информация, что может и прок от нее быть?
— Может, Юрок. Даже дивиденды может принести эта информация.
— Вот как?
— Ты бы смог…
— Что — смог?
— Ты, я думаю, смог бы ею распорядиться. Этой ценной информацией. Ты парень активный, хищный… На все готовый.
— Ну так в чем же дело?
— Да ты мне кое-что пообещать должен… В долю взять! — Воробьев легонько похлопал себя по левой стороне груди. — В долю должен меня взять! Сообразил?
— Сообразил! Ну, если мы заработаем что-нибудь на вашей ценной информации — тогда конечно. Мы нам тогда подлатаем сердчишко-то, дядя Гена. Операцию дорогую сделаем. Может, еще даже в Монте-Карло съездите.
— Да если бы я его починил… Сердчишко-то! — Воробьев снова легонько похлопал себя по левой стороне груди. — Я бы на волнения в казино его не тратил бы! Нашел бы, как остаток дней прожить.
В палату заглянула медсестра:
— Все, товарищ милиционер. Дайте дедушке покою.
— Я завтра приду, — пообещал Ростовский взволнованно.
— Приходи, Юрок.
— Все-таки нам есть о чем поговорить, дядя Гена?
— Может, и есть.
— Вы только не…
«Вы только не умирайте!» — хотел сказать Юра, но вовремя удержался от этого искреннего проявления чувств и вслух лишь произнес:
— Выздоравливайте!