Плохая хорошая девочка
Шрифт:
— Агнесса Йозефовна сейчас не работает, — наконец смущенно произнесла она.
— Не работает?
— Видите ли… Агнесса Йозефовна заболела.
— Ах, вот что… — Юра не смог скрыть своего разочарования. — А где же я могу ее все-таки увидеть? Не подскажете?
— Ну, если вам разрешат навестить ее в больнице, — вздохнула старушка. — Хотя вряд ли… Говорят, что к ней не пускают никого, кроме мужа…
— Ну а мужа? Можно мне увидеть ее мужа? — воспрянул духом разочаровавшийся было Ростовский.
Старушка важно
— Горчицкий у себя в кабинете… Профессор сейчас уже на своем рабочем месте.
— А что — его не было? — заинтересовался Юра.
— Да он часто бывает в командировках… Особенно последнее время. И это в его-то возрасте! — вздохнула старушка. — Нет чтобы поберечь себя.
На третьем, «антресольном» этаже, где находились комнаты сотрудников музея, Юра, поплутав, обнаружил наконец дверь с табличкой «Отдел минералогии. Профессор Горчицкий».
Вопреки его ожиданиям профессор Горчицкий был занят отнюдь не изучением какого-нибудь увесистого и мудреного манускрипта.
Он смотрел выпуск «Новостей» — на его письменном столе помигивал светящимся экраном небольшой портативный телевизор.
— Разрешите? — нерешительно произнес Юра.
Пожилой человек, сидящий за письменным столом, боком к двери, едва повел бровью.
— Заходите… — пробормотал он.
Юра вошел в тесную комнату, заставленную книжными шкафами.
В это время на экране какой-то очередной беженец на какой-то границе жаловался в микрофон корреспондента, что уже «пять лет живет без крова». За эти пять лет его жена родила еще пятерых детей, и теперь их у него уже двенадцать…
— Ну не молодец ли? — воскликнул человек у телевизора. — Ничто их не берет: есть кров, нет крова — плодятся и размножаются!
Профессор Горчицкий брезгливо сморщился, глядя на экран. Юру он едва лишь окинул мимолетным взором.
— А поскольку таких, как этот оборванец, — горячо продолжал профессор, — там еще пара-тройка миллионов, то гуманитарные организации просто сбились с ног, снабжая их едой. Мир похож на сумасшедший дом, потому что мы нарушаем естественный баланс, к которому всегда стремится природа!
Ростовский понял, что просто «попал под руку». А профессор Горчицкий выплескивает эмоции, вызванные телевизионной картинкой. Подобно тому как люди часто, сидя в пустой комнате у телевизора, хлопают себя по колену и раздраженно кричат: «Ну не идиоты ли!» Очевидно, несмотря на появление Юры, комната по-прежнему оставалась для профессора пустой.
— Неужели род людской настолько вас разочаровывает? — осторожно поинтересовался Ростовский, чтобы хоть немного привлечь к себе внимание.
— Да нет… Отчего же!
Профессор теперь смотрел на Юру в упор.
И Ростовский отчего-то по-ученически, словно бы даже заробев, поежился.
Серые, бесстрастно взирающие на собеседника глаза, очки без оправы, тонкие высохшие от времени
— Видите ли, молодой человек… — продолжал Горчицкий. — Один бегемот за сутки перерабатывает в навоз шестьдесят пять килограммов растений! И в этом его высшее «предназначение»: он обогащает, удобряет почву — и дает таким образом жизнь новым растениям. Поэтому никто не будет отрицать важность его «работы».
— Неужели шестьдесят пять килограммов?! — восхитился Юра производительностью бегемота.
— Так вот, молодой человек, что я вам скажу! — остановил его восторги старик. — Когда задумываешься над жизнью некоторых человеческих особей, невольно приходит в голову, что на них в природе лежит та же функция, что и на бегемоте. Они живут для того, чтобы есть!
— Вы так думаете? — немного растерянно пробормотал Юра, чтобы поддержать странный разговор.
— Или попросту говоря: они живут, чтобы потреблять пищу и перерабатывать ее в навоз, — снова горячо воскликнул профессор. — Хотя, согласитесь, справляются они с этой «работой» хуже бегемота, ведь так? Меньшая производительность! Но природе и они для чего-то необходимы.
— Да, да, я вас, кажется, понимаю…
— Однако вот что я вам скажу, молодой человек: этим производителям навоза не следует слишком жаловаться или предъявлять чрезмерные претензии.
— Вот как?
— Видите ли, юноша… Природа не делает случайных движений. Когда какая-нибудь популяция начинает чересчур размножаться, грозовая молния ударяет в дерево, начинается сильный пожар — и равновесие восстанавливается. В мире людей такую функцию берет на себя война. Но людям такое положение вещей кажется чересчур жестоким…
Тем не менее, когда некая популяция грязных оборванных человеческих особей, которые не в состоянии обеспечить даже собственное пропитание, нарушает равновесие в мире, столь необходимое для выживания вида, то ударяет молния… Они совершают нечто или начинают вести себя таким образом, что провоцируют свое уничтожение.
— Но, профессор…
— А вы, собственно, кто и по какому делу? — вдруг спохватился Юрин собеседник.
— Я из Москвы.
— И?
— Мы разыскиваем вашу родственницу.
— Родственницу?
— Эллу Вениаминовну Фишкис.
— Эллу?
— Именно.
— Что вы говорите?! Вы не можете найти Эллу? — Профессор озабоченно смотрел на Юру. — Извините, но я просто не в состоянии в это поверить!
— Придется поверить, профессор. Элла Фишкис уже очень давно не появляется в своей квартире. И никто не знает, где она. На работе она никого ни о чем не предупреждала, просто перестала приходить — и все.