Плохая учительница, хороший снайпер
Шрифт:
Скептически оглядев столпившихся в тенечке у дуба студентов, он подписал бланк и шлепнул поверх подписи тяжелую круглую печать.
— Если я правильно понимаю, вон тот высокий молодой человек — это сын генерала Каррингтона?
Хизер почему-то оглянулась — хотя прекрасно знала, о каком именно высоком молодом человеке говорит Аберкромби. Алекс действительно тосковал в сторонке, пристроившись на туго набитом рюкзаке с палаткой, и мрачно оглядывал площадь. Растянутые между фонарями праздничные флажки, бетонные вазоны с тюльпанами и прочие эстетические излишества явно не вызывали у него восхищения.
— Хмурый блондин? Да, это Алекс Каррингтон, — не стала оспаривать очевидную истину Хизер. — А что, это имеет какое-то
— Никакого, госпожа Деверли. Совершенно никакого. Я хочу, чтобы вы уяснили это здесь и сейчас. Включение в состав группы Алекса Каррингтона не дает вам никаких преимуществ. Генерал лично просил меня о самом строгом и объективном судействе, — сообщив эту поразительную новость, Аберкромби, прищурившись, вперился в Хизер цепким внимательным взглядом. Бог знает, что он ожидал увидеть — обиду, отчаяние, с трудом сдерживаемые слезы. Может, предполагал, что Хизер, извинившись, отойдет на минуточку в сторону и побьется головой о стену.
Единственное, что смогла продемонстрировать Хизер — это искреннее и глубокое удивление.
— Конечно. Именно на это я и рассчитываю. Объективная оценка наших возможностей — именно та цель, ради которой мы принимаем участие в Битве.
— Рад это слышать.
Еще немного пожевав губами, Аберкромби двинулся прочь, огромный, тяжелый и неспешный, как линейный корабль.
А Хизер задумалась. Генерал Каррингтон лично озаботился пообщаться с судейской комиссией. И потребовал, чтобы его сыну не делали никаких поблажек. Если это все, чего он потребовал… Наверное, это даже неплохо. Завышать баллы судейская комиссия не будет, но и занижать не рискнет. А вот если генерал попросил оценивать успехи группы построже… Тогда могут возникнуть проблемы.
С другой стороны — ни Хизер, ни студенты все равно не надеялись занять призовые места. Не тот уровень. Поэтому лучше расслабиться, закрыть глаза и думать об Англии.
После господина Аберкромби Хизер удостоилась беседы с медиком, принявшим у нее справки о состоянии здоровья студентов. Сами студенты, видимо, этого достойного господина не интересовали совершенно. Быстро пробежав глазами документы, он удовлетворенно хмыкнул, положил их в папочку с надписью «Академия Святого Георга» и отправил Хизер дальше по конвейеру. Переходя по площади от одного драпированного плюшем стола к другому, она душевно пообщалась с юристом, пастором, экспертом по воспитательной части и экспертом-драконологом, которому и вручила сведения о среднем балле по профильному предмету у всех участников группы. Последним бастионом в этом нелегком походе был секретарь комиссии, который и вручил Хизер официально утвержденное конкурсное задание, упакованное в плотный конверт, запечатанный сургучом. Это, по-видимому, должно было обеспечить достаточный уровень секретности. На сургуче красовалась смазанная, но все же читаемая готическая шестерка. Зачем вообще требовалась секретность, если первоначальный план заданий выслали всем участникам более двух недель назад, а изменений в него потом не вносили — для Хизер осталось загадкой. Но секретарь смотрел требовательно и строго, поэтому пришлось соответствовать. Изобразив на лице приличествующее ситуации волнение, Хизер сломала сургучную печать и вытащила из конверта свернутую в четыре раза типографскую карту. Красными чернилами по ней был намечен уже знакомый маршрут — пройти через ровную, как стол, и совершенно безопасную пустошь, выполнить некое задание, подтверждающее навыки коммуникации и взаимодействия, затем подняться к Глен-Коэ, войти в ущелье, преодолеть полосу препятствий, пересечь долину, разгадать некую загадку… На этом месте пунктир обрывался.
— Дальше вы должны проложить маршрут сами. Если загадка решена верно, он приведет вас к спрятанному знамени, — любезно пояснил очевидное секретарь. — Сразитесь с муляжом дракона, заберете победный стяг и вернетесь сюда, на старт. Предупреждая
— Обязательно воспользуюсь вашим советом, — вежливо ответила Хизер, убирая в кожаный планшет карту. — Благодарю за помощь.
— Удачи в битве, — равнодушно кивнул ей секретарь.
Глава 34. Тяжело в ученье. В бою не легче
Больше всего раздражали палатки. Огромные, тяжелые, неуклюжие, они мертвым грузом висли на плечах и тянули к земле. Алекс, поддернув лямки, покосился на шагающего рядом Элвина. Его тоже нагрузили палаткой, и огромный неповоротливый тюк, болтающийся за спиной, превращал Войта в криво вылепленного голема — неуклюжая черновая заготовка, к которой наспех присобачили тоненькие коротенькие ручки и ножки.
— Чего вылупился? — притормозив, недружелюбно поинтересовался Элвин и сдул с носа капельку пота. — Опять нудеть будешь, что слишком медленный темп?
Молча покачав головой, Алекс протянул ему носовой платок — уже четвертый по счету. Элвин гнев на милость не сменил, но платок взял. А потом убрал в свой карман. Мысленно Алекс прикинул запасы и понял, что с платками он просчитался. В чудесной, замечательной, сказочно уютной академии ему померещилось, что двадцать платков на четыре дня — это много. Алекс даже подумывал о том, чтобы просто выбрасывать использованные.
Выбрасывать! Как же! Как будто тут было, что выбрасывать. Платки расходовались с чудовищной, невообразимой скоростью. Один потеряла Надин, второй безнадежно испортил Рамджи, пытаясь оттереть с ладоней какой-то жир. По мнению Падди, это был самый обычный солидол, но Рамджи опасался, что в него за каким-то дьяволом добавили говяжий жир. В третий платок Сэнди завернул бережно собранные цветочки исключительно невзрачного пыльно-голубого цвета, заверяя всех, что это редчайшее и чудодейственное средство от несварения.
— Дрянь всякую жрать не надо, тогда и несварения не будет, — буркнул себе под нос Алекс, но с потерей смирился.
Платок, столь бессовестно экспроприированный Элвином, был четвертым по счету. А прошло-то всего пять часов! Или даже четыре. Задрав голову, Алекс поглядел на солнце, потом на короткие, путающиеся под ногами тени и попытался прикинуть время на глаз. Вроде бы около полудня.
А вышли они не раньше половины десятого. Общий старт был назначен на восемь, но пока дождались всех членов комиссии, пока расставили в нужном порядке участников… Когда распорядитель уже поднял черно-белый шахматный флажок, собираясь дать отмашку, капитан команды от академии Ланселота Озерного вдруг попросил обождать несколько минут — самая лучшая в Англии, мать его за ногу, группа умудрилась забыть в гостинице рюкзаки с палатками. Но осознали ошибку они только на старте, увидев, как остальные участники корячатся, навьючивая на себя неподъемные тюки. Кого-то другого судьи бы дисквалифицировали за тупость — но не академию Ланселота Озерного. Поэтому извозчик, получив задание и пару медяков на виски, резво покатил к гостинице — а располагалась эта чертова гостиница на другом конце города. В несколько минут проблема очевидно не решалась.
И в десять минут не решалась.
И в двадцать.
Извозчик вернулся через час в сопровождении полицейских и попросил письменно подтвердить, что он не вор и не мошенник, а действительно послан забрать вещи благородных господ.
К тому времени, как черно-белый флажок наконец-то взлетел и опустился, солнце уже забралось в зенит и жарило так, словно на дворе стоял не апрель, а гребаный, мать его, август. Алекс проголодался, хотел пить, хотел отлить — но больше всего он хотел взять рюкзак с палаткой и надеть его на голову капитану ланселотцев.