Плохие девочки не умирают
Шрифт:
МЕСТО под столами, в левом углу дальней части библиотеки. Конечно, приходится сидеть на полу, но это невысокая цена за идеальное убежище для того, кто не хочет идти на урок: другие ученики сюда не заходят, можно удобно вытянуть ноги, и к тому же оно абсолютно вне зоны видимости библиотекаря.
— Прощу прощения, Алексис.
К несчастью, к директрисе это не относится.
—
Я вылезла из-под стола и взяла рюкзак.
— Историю. Но чисто технически я не прогуливаю урок.
Уголки губ миссис Эймс поползли вверх и грозили растянуться в улыбке, и она откашлялась, чтобы им помешать. Хороший знак. Что-то вроде «мой день еще не пошел коту под хвост, так что мне даже весело», а не «как же меня все это достало». Когда проводишь рядом с директрисой столько времени, сколько провожу я, хочешь не хочешь, научишься читать по жестам и выражениям лица.
— И почему же история не считается уроком? — поинтересовалась миссис Эймс и поправила соломенную шляпу, надетую в честь Шляпного дня, который открывал Неделю выпускников — самую идиотскую во всем учебном году. Шляпа абсолютно не подходила к ее бежевому пиджаку, но я по собственному опыту знала, что лучше ей об этом не говорить.
Мы вышли из библиотеки. Было бы здорово притвориться, что мы отправились на приятную прогулку, но я знала, куда мы идем. А еще знала, какой номер миссис Эймс наберет, стоит нам добраться туда. Также я знала, с какого совещания придется уйти моей маме, чтобы поговорить с директором школы, где учится ее дочь. Очередной раз. И уж конечно, я знала, в какой класс мне придется идти на субботнюю отработку и что она будет совсем не похожа на то, что показывают в фильмах 80-х. Нет, никакого веселья. Там будет так скучно, что захочется выколоть себе карандашом глаз (по крайней мере, тогда тебе разрешат уйти).
— Все в спортзале, — вздохнула я. — Украшают его для банкета.
Если в сложившейся ситуации есть хоть что-то хорошее, так это то, что мне не придется украшать дурацкий спортивный зал для дурацкого вечера встречи выпускников. Подумаешь, еще одна отработка. У меня с августа ни одной свободной субботы не было.
Но миссис Эймс в сообразительности не откажешь.
— Ах, вот оно что, — сказала она и посмотрела мне прямо в глаза. — Давай-ка сделаем так: забудем про этот маленький инцидент, и я провожу тебя в спортзал, чтобы ты смогла помочь своим одноклассникам.
Я выразительно посмотрела на нее, но она только невинно улыбнулась. Мы свернули в коридор, который вел к спортзалу.
— Сколько уроков ты прогуляла, Алексис?
— В этом месяце?
— В этом году.
Я попыталась сдуть с лица тонкую прядь розовых волос.
— Двенадцать, Алексис, — продолжила она. — Двенадцать прогулянных уроков — и это только те, о которых мне известно, — не говоря уже о других небольших инцидентах.
Тон, которым миссис Эймс произнесла слова «о других небольших инцидентах», ясно свидетельствовал о том, что, на ее взгляд, некоторые из этих инцидентов были не такими уж небольшими. Лично я не вижу ничего криминального в том, чтобы начистоту поговорить с учительницей-практиканткой, которой явно стоит
— Позвольте сообщить вам, мисс Уоррен, что нас обязывают перестать раздавать субботние отработки, как леденцы на детском утреннике. В последнее время у нас пошла мода на отстранения от занятий.
Отстранение.
Я сжала ладонь в кулак, так что ногти впились в ладонь. Почему-то слово «отстранение» пугало больше, чем «отработка». На отработках бывали все. А вот отстраняют только социопатов. Я не была на сто процентов уверена, что готова вот так сразу поменять свой статус.
Мы пошли дальше, и миссис Эймс вздохнула.
— Знаешь, Алексис, я думаю, что у тебя отличный потенциал. Ты получаешь очень высокие оценки по контрольным, и совершенно очевидно, что можешь учиться хорошо, если захочешь.
И она начала читать лекцию о том, что никто не может принимать важные для моей жизни решения за меня. Я кивала, но слушала вполуха. Слово «отстранение» все еще жужжало в моей голове, как разозленная пчела.
Мы дошли до спортзала. Все ученики, которые должны были сидеть на уроке истории, рассеялись по нему, выполняя дурацкие, бессмысленные поручения ради дурацкого, бессмысленного вечера. Когда мы проходили мимо, каждый из них поднимал на нас глаза. Я держала голову высоко и периодически бросала по сторонам презрительные взгляды, и те, на кого они приходились, резко возвращались к своей работе.
Миссис Андерсон, самая тупая учительница в мире (и это не просто слова, а чистая правда — однажды ей понадобилось четыре попытки, чтобы правильно написать слово «аборигены»), торопливо подошла к нам.
— Так-так, кто это у нас тут? — спросила она. — Алексис, какой приятный сюрприз. Полагаю, зашла к нам по пути в кабинет директора?
Миссис Эймс нахмурилась.
— Нет, мы с мисс Уоррен просто немного поболтали. Я надеюсь, вы простите ее за опоздание. Оставляю ее в ваших надежных руках, миссис Андерсон.
На словах «в ваших надежных руках» ее тон стал очень похож на тот, которым она говорила «о других небольших инцидентах».
— Чудесно, — ответила миссис Андерсон.
Миссис Эймс перевела взгляд на меня:
— Алексис, я уверена, что сегодня ты поработаешь особенно хорошо.
Ну да, конечно.
Но миссис Андерсон не желала, чтобы мои мучения окончились так быстро. Она хлопнула в ладоши и заговорила:
— Алексис! Ты, видимо, забыла, что у нас сегодня Шляпный день! Глупенькая, розовые волосы не считаются за шляпку! Но тебе повезло — у нас есть запас…
Она повернула голову и крикнула через плечо:
— Джереми, принеси нам коробку!
Мальчик, составлявший крайне уродливые композиции из искусственных цветов и укладывавший их в плетеные корзинки, неохотно оторвался от своего занятия, взял картонную коробку средних размеров и направился к нам.
Ни за что. Я скорее надену на голову вазу с фруктами, чем позволю одной из этих отвратительных шляп коснуться моего черепа.
Джереми споткнулся и уронил коробку. Шляпы разлетелись во всех направлениях.