Плохие люди
Шрифт:
Мальчик стоял у мольберта и смотрел на незаконченную работу. Картина была выполнена маслом, на ней старик снова пытался изобразить вид на остров с океана. Еще одна неудачная попытка, как думал Джек. Здесь работало правило изменчивости: чертов клочок суши не переставал меняться и развиваться, так что, пытаясь выхватить один-единственный миг из этого непрекращающегося движения, художник лишь становился соучастником этого обмана. Но, тем не менее, в этом занятии было что-то успокаивающее, пусть Джек и приближался к неудаче с каждым движением руки, с каждым взмахом кисти.
— Она не похожа
— Что? — переспросил Джек, отвлеченный от размышлений по поводу недостатков картины. — Что ты сказал?
— Я сказал, что она не похожа на остальные, — повторил мальчик.
— В чем не похожа?
Джек встал рядом с мальчиком, прищурился и приблизил лицо к картине. На ней были отметины, будто на волнах появились черные блики. Он посмотрел вверх, на потолок, и попытался понять, могла ли грязная вода каким-то образом протечь сквозь ранее не замеченную трещину, но ничего не обнаружил. Потолок был белым и девственно-чистым.
Джек аккуратно вытянул палец и дотронулся до полотна, а потом медленно отвел руку. Отметины могли быть сделаны краской, хоть он и не ощущал обычную форму мазка. Художник пригляделся получше и заметил, что некоторые из этих отметин были под его горизонтальными мазками, которые он использовал, чтобы отобразить движение волн. Похоже, он рисовал поверх этих вкраплений и ничего не заметил.
Но это невозможно! Он не мог не обратить внимания на эти отметины на бумаге.
Джек отступил на шаг и попытался понять, что означали эти штрихи, наклоняя голову и рассматривая работу под разными углами; остановился и отошел еще дальше, до двери, ведущей в коридор. Теперь все эти странные штрихи приобрели определенную форму, и он понял какую. Он также знал, что никоим образом он, Винченцо Джиакомелли, не мог поместить на свою картину эти штрихи, потому что принципиально не добавлял к реальному пейзажу ничего, кроме собственного вдохновения.
— Это люди, — сказал мальчик. — Ты нарисовал на картине людей.
Мальчик был прав.
На его картине на волнах колыхались два тела.
Два человеческих тела.
На острове так долго все было тихо.
Прошлое мирно спало внутри него, его вдохи и выдохи заставляли деревья покачиваться, воды — подрагивать, а пожухшие листья, похожие на маленьких коричневых птичек, — гоняться друг за другом в зеленой траве. Прошлое спало так, как спал бы человек, испытавший сильную боль, одновременно заглушая ее сном и восстанавливая силы. Память о тех, кто страдал и умер здесь, тревожила сон острова, она настолько слилась с землей, деревьями, морем, что невозможно было поверить, будто когда-то все было иначе.
На острове были места, которые служили вполне реальным напоминанием о тех, кто жил здесь, а то, как они покинули этот мир, было запечатлено на самих камнях. В сердце острова, где-то в миле от Бухточки, находилось скопление камней, окруженное участками затопленной земли. Снизу нельзя было различить их порядок — просто нагромождение камней, но без всякой организации. Однако стоило забраться повыше, и становилось понятно предназначение этого сооружения. Это были углы зданий, камины и печи: раньше здесь стояли жилые дома и загоны для животных.
Когда-то
Судьба, их постигшая, испугала остров. Ныне фундаменты их жилищ уходили глубже и глубже под землю, так глубоко, как даже не могли себе представить их строители. Камень сливался с камнем до тех пор, пока стало невозможно различить творение природы и дело рук человеческих. Только с высоты можно было увидеть некий порядок расположения камней, и лишь несколько могильных камней, окружающих одинокий крест, напоминали, что здесь было раньше.
Это и было Место.
Некоторое время — лет пятьдесят в исчислении людей и едва ли один миг в жизни острова — здесь не происходило убийств. Остров снова стал необитаемым. Но потом пришли люди, мужчины, бегущие от последствий своих преступных действий, потому что места, история которых полна боли и насилия, притягивают еще большую боль и большее насилие. Некоторое время остров мирился с их присутствием, пока, наконец, не смог больше терпеть их: земля не могла впитывать проливающуюся кровь, а камни — чернеть от пожаров.
Мужчины, прибывшие на остров, привезли с собой женщину и удерживали ее здесь против ее воли. Их преследовали за совершенные преступления, и за голову каждого было обещано вознаграждение. Солдаты разыскивали их на материке, поэтому преступники ушли морем, надеясь найти безопасное место, где можно будет отсидеться некоторое время.
В конце концов они приплыли на остров.
Их было четверо, все вооружены и закалены в стычках. Они дрались с индейцами, англичанами, французами. Они не боялись никого...
Через некоторое время рыбак, сбившийся с пути из-за шторма и искавший укрытия в бухтах острова, нашел одну только женщину. Она устроила себе укрытие в руинах поселка; чтобы выжить, питалась дикими плодами и рыбой, которую могла выловить, и зажгла огонь в надежде, что к ней придут на помощь.
Она провела на острове около двух недель и почти ничего не соображала, когда ее обнаружили.
От мужчин не осталось и следа.
Несчастную отвезли на материк, где и расспросили о том, что случилось. Она мало что могла рассказать. В первый день они по очереди с ней развлекались. На второй день исчезла их лодка, хоть они и вытащили ее на берег и привязали к упавшему дереву. На третий день начался шепот. Сначала он был похож на шум листьев на ветру, только вот ветра не было. Отовсюду доносились голоса, и мужчинам стало не по себе. Неясные силуэты мелькали среди деревьев. Зная, что пленница никуда не денется с острова, они оставили ее привязанной к дереву и отправились в лес утром четвертого дня. Через некоторое время после того, как они ушли, раздались выстрелы. Мужчины не вернулись.
Солдаты прочесали остров, потому что они имели дело с опасными и жестокими людьми, но нашли только одного. Солдат, который обнаружил тело, сначала спутал его с останками маленького животного, пока не дотронулся прикладом и не понял, что перед ним череп, покрытый волосами. Они начали копать, и вот из земли показались сначала макушка, потом лицо и, наконец, руки, разведенные в стороны, словно на кресте. Солдатам с большим трудом удалось вытащить тело из земли.
Того человека звали Гэбриэл Моузер, и его похоронили заживо.