Плохие Манеры
Шрифт:
— Типа того. — задумчиво отвечаю я, вспоминая карбонару.
— Отстой. Провести одиннадцать лет в школе, чтобы потом еще в универе мучиться… — она многострадально смотрит на раковину, а затем невинно добавляет, — Думаю, я могу стать хорошей художницей. Рисовать красивые картины… И в универ идти будет совсем не обязательно.
— А я думаю, ты сможешь совмещать посещение вуза и свое красивое творчество, — нравоучительно обрываю поползновения сестры сбросить с себя всякий гранит наук. — Я в душ. Выйди, пожалуйста.
На
Стереть его смех из своих воспоминаний оказывается непроходимым квестом, я будто не стираю, а ищу предлог закрыть глаза и представить его снова, втайне упиваясь очередным повтором, вызывающим на моих губах предательскую улыбку.
Выхожу обмотанная в свое махровое розовое полотенце и иду к себе в комнату.
— Дочь, ты голодна? — интересуется папа. — Я сварил макароны.
— Нет, пап, спасибо. Я успела поесть. — карбонара снова напоминает о себе. И когда я успела стать ее преданной фанаткой, не понимаю.
В комнате падаю спиной на свою кровать и закрываю глаза. Через несколько минут слышу, как дверь открывается, и второй человек в нашей семье, не способный быть бесшумным, пробирается ко мне.
— Нужна помощь с уроками? — обычно эта анти-шпионская-походка символизирует намерение сестры выпросить у меня решение трудных задач.
— Нет. Дело в другом. — тихий голос Янки заставляет напрячься. Открываю веки и поворачиваясь на бок, опираюсь головой на ладонь и с интересом смотрю на мелкую. — Ты можешь, пожалуйста, выполнить одну мою просьбу. Она малюсенькая крошка.
— Сначала просьба, потом выдвижение условий.
— Ну, пожалуйста, Милка, — надувает губы сестра, — Только один разочек. Пожаааалуйста.
— Что-то купить? — прикидываю сколько у меня осталось денег.
— Нет…
— Гулять с тобой и твоими подругами я не пойду, — меня однажды взяли в качестве «крутизны» и мне хватило на две жизни вперед.
— Да нет же, — отмахивается Янка, словно в тот раз жертва не оправдала и ее надежды тоже.
— Тогда что?
— Пожалуйста-пожалуйста, пойдем вместе со мной на день рождения маминого друга. — мой рот широко раскрывается, — Пожалуйста! В следующие выходные мама снова меня заберет. Они уже договорились с папой, — спешно тараторит мелочь, — Но мне одной там будет некомфортно. Пожалуйста, пожалуйста. Денис Александрович хороший. Он обещал нам купить все необходимое, и платья, и туфли, и сумочки. И про тебя он много спрашивал.
Меня будто холодной водой обливают, в которой затаились острые иглы.
Она же такая умная…
Она же должна все понимать…
Разве не очевидно, каково будет папе?
Тогда почему она все это говорит…
Почему…
Разве мы мало для нее делаем…
Моя кожа словно льдом покрывается.
— Выйди! — это первый раз, когда я действительно повышаю голос на свою младшую сестру. Она даже вздрагивает. И удивленно распахивает свои бездонные глаза. Но ярость слишком сильно переполняет меня всю, и я не могу ее контролировать. — Немедленно выйди из моей комнаты и не смей заходить с такими просьбами! Не смей, поняла! — Янка вскакивает с места и уязвленно цепляется за меня своим взглядом. Вижу, как в уголках ее глаз собираются слезы.
— Я обиделась! — обиженно кричит мелочь, прежде чем выбежать и громко хлопнуть дверью.
Не проходит и пяти минут, как в мою комнату заходит взволнованный папа и непонимающе смотрит на меня, сообщая что мелочь заперлась в своей комнате, предусмотрительно проинформировав его о моих резких преображениях в злющую ведьму Фифи — истерично неудовлетворенный по жизни персонаж из историй о принце Ларалиэле. Вот так за один день из самой близкой подруги главной героини можно перекочевать в каракатицу.
Вместо ответа, раздраженно задаю вопрос:
— Зачем ты снова разрешаешь маме забрать свою дочь на все выходные неизвестно куда?
— Кноп… — устало выдыхает отец.
— Что кноп? Разве нормально, что твоя жена бросила тебя с двумя детьми, чтобы ее заднице было весело, а сейчас приперлась как ни в чем не бывало и строит из себя любящую мамашу? Зачем ты…
— Милана! — папа тоже редко повышает на меня голос. Похоже, сегодня день удивительных исключений. — Когда успокоишься, тогда и поговорим.
Он, в отличие от Яны, выходя из комнаты, не хлопает дверью.
В нашей квартире воцаряется тишина.
Переодеваюсь в домашние вещи и снова ложусь на кровать. Какое-то время пытаюсь читать лекции, но, убив на это два часа, понимаю, что занятие полностью бесполезно. Мне не удается понять ни единой строчки. Опускаю тетрадь на голову, надеясь, что знания проникнут в меня новым, неопробованным ранее способом — благодаря соприкосновению лба с записями.
Только вместо открытия сознания, начинаю неожиданно плакать.
Убираю с лица конспекты, стираю с глаз слезы, а телефон рядом сообщает о входящем сообщении.
На миг вспыхиваю, видя от кого пришло письмо, поворачиваюсь на живот и открываю мессенджер.
Лошадь Возмездия: Чем занимаешься, пандочка?
Не знаю зачем, но я решаю в шутку написать: Плачу горючими слезами…
И даже роняю из рук телефон, получая его ответ.
Лошадь Возмездия: Что-то случилось? Сейчас подъеду. Выходи через двадцать минут.
Спешно набираю: Да я пошутила. Все нормально.