Плохиш. Студентка. Препод
Шрифт:
— Ладно, — прячу телефон в карман, продолжая обдумывать ответы Оленёнка. Подхожу ближе к Андрею.
— Чего так долго?
— Ты сам просил узнать, чем она на выходных занимается. Я узнавал.
Андрей смотрит на меня с подозрением:
— Влюбился? — спрашивает строго.
— Я? — не могу сдержать усмешку. — Влюбился? Не пори чуши!
— Почему чуши? — Андрей отводит взгляд и серьёзно смотрит вперёд. — Ты молод, она молода и мила… Всё возможно.
— А ты, что, такой уж старик? — усмехаюсь.
—
— Вещи, — хмурый мужик в окошке кивает нам с Андреем. — Запрещёнку не несёте?
— Нет, — отвечает он.
Нас проверяют на метало детекторе и пропускают дальше.
— Слушай, я понять не могу, за хера он каждый раз спрашивает? Неужели те, кто несут наркоту в тюрьму, или ещё что-то незаконное, вот так просто возьмут и сознаются?
— Проверяет реакцию, — спокойно комментирует Андрей, когда мы проходим дальше и встаём в очередь из других посетителей. Металлическая дверь лязгает, и нас пропускают в зал встреч. — Если занервничаешь, или будешь вести себя неадекватно, тебя загребут.
— Ясно… — вздыхаю. — Ладно, так что ты там про любовь задвигал? Хочешь, чтобы я мы с Оленёнком жили долго и счастливо?
От этой мысли внутри что-то предательски сжимается, но я успешно гоню от себя это неприятно сосущее под ложечкой чувство. И какого хрена я стал таким сентиментальным? Наверное, так на мужика влияет долгое воздержание. Начинаю в голову странные мысли лезть…
— Не хочу, — Андрей передёргивает плечами, запоздало отвечая на мой вопрос. — Я, вообще, не хочу, чтобы она пострадала.
— Что-то поздновато ты спохватился! — складываю руки на груди и поднимаю брови. — Или ты думал, что когда всё вскроется, она спасибо нам скажет за то, что мы её отца в тюрягу посадили? Ты же помнишь, как она говорила: «Мы с мамой им очень гордимся». У неё конкретные розовые очки на счёт папашки!
— Что ж, скоро ей придётся их снять, — Андрей хмурится, вглядываясь в заключённых. Находит нужного, и мы направляемся к нему.
При виде отца у меня внутри всё сжимается… Я даже натянуть улыбку не могу — мне хреново просто от одного вида… Когда-то успешный владелец малого бизнеса, теперь отец выглядит так, что на него страшно смотреть. Лицо осунулось, под глазами залегли тёмные круги. Взгляд полон тоски и скорби по прежней жизни, которую теперь, видимо, он мысленно похоронил.
— Привет, брат, — Андрей улыбается ему, и мы подходим ближе.
Ему эти визиты даются легче… Ну, или, быть может, он просто делает вид… Я же в свою очередь, тяжело переживаю эти посещения. Они случаются раз в месяц, и каждый раз я потом нажираюсь до потери памяти, снимаю какую-нибудь
— Здорово, брат, — отец не встаёт. — Привет, сын.
Мы садимся напротив него на скамейку и молча смотрим друг на друга.
Мы с Андреем решили на рассказывать отцу о том, чем мы занимаемся ради его освобождения. Он бы точно был против. Отец уже забил на себя, считает, что с ним покончено, и пытается принять новый жизненный уклад и смириться. Ему дали десять лет… Десять лет за то, чего он не совершал! Сейчас ему сорок шесть… Когда выйдет, будет уже пятьдесят шесть… Нет, я не позволю ему сидеть в этом аду так долго!
Андрей рассказывает отцу последние новости об апелляции, о том, что для её подачи не хватает новых улик, которые можно прикрепить к делу. Мда… вот над тем, чтобы их найти, мы с Андреем как раз и работаем не покладая рук!
У нас семейка, конечно, странноватая… У отца с Андреем одна мать и разные отцы. Их мать, то есть моя бабушка, особой разборчивостью в мужиках не отличалась. Любила гульнуть и часто забивала на детей. Мой отец стал чуть ли не отцом для своего младшего брата. Разница у них — пятнадцать лет.
Братья выросли, и старший рано открыл бизнес, стал хорошо зарабатывать, и отправил Андрея в престижный ВУЗ. Какое-то время всё шло хорошо. Отец женился, родился я… Но потом случилась страшная авария, из-за которой у него появились хронические проблемы со здоровьем. Родители развелись. Мать нашла мужа побогаче, а я захотел остаться с отцом. В этот раз Андрей пришёл на помощь старшему брату. Мы вместе с ним выходили отца, и уже через два года он вернулся в строй. Я тогда ещё учился в школе…
Перед глазами, будто живые, встают воспоминания о юности и детстве. Счастливый отец… Андрей, круто взбирающийся по карьерной лестнице. Нам было так хорошо в нашей холостятской берлоге, что я с детства принял решение тоже быть одиночкой, как отец и дядя. Женщины на моей памяти только всё портили!
— Я скоро вернусь, — говорит Андрей, внезапно вставая и оставляя нас с отцом наедине.
Чувствую, как меняется настроение, и воздух словно становится тяжелее.
— С матерью созванивался? — хмуро спрашивает отец.
— Ты знаешь, что мы не общаемся, — пожимаю плечами. — Она свалила, мы ей были не нужны.
— Зря ты так, сын. Тебя она не бросала, она ушла от меня…
— Пофиг… — толкаю носком ботинка стул, потом поднимаю на него глаза. — Я тебя вытащу отсюда! — с жаром заявляю ему. Знаю, что обещал Андрею не заводить этот разговор, но просто не могу сдержаться!
— Никита, — отец перебивает. — Не надо ничего делать, я тебя прошу! Просто пообещай, что будешь держаться подальше от криминала!