Плохо быть богатой
Шрифт:
Положив газету, Антонио улыбнулся.
– Ты всегда была моим самым верным сторонником, Анук, – нежно сказал он.
Но, словно не слыша его, она продолжала:
– Если бы они выбрали, скажем, Адольфо, или Полин Трижер, или Оскара де ла Ренту, еще куда ни шло, но Эдвину! Антонио, мне так плохо. Мне просто ужасно. Да к тому же она, вероятно, всему научилась у тебя. Это задевает меня больше всего. Нет, Антонио, я непреклонна. Мы не пойдем на открытие, – и с этими словами она отхлебнула кофе.
Появившийся в дверях Банстед деликатно откашлялся.
– Извините,
Метнув на него сердитый взгляд, она нервно схватила чашку.
– В чем дело, Банстед?
– Звонит мистер Лео Флад, мадам.
Не донеся чашку до рта, Анук так и застыла, не веря своим ушам. Лео Флад? Тот самый Лео Флад, который оказывает поддержку Эдвине? Какое беспардонное нахальство! А она – просто шлюха отъявленная!
Быстро оправившись от внезапного ступора, она вскочила на ноги и рванула трубку. И вдруг ее перекошенное от ярости лицо чудесным образом разгладилось.
– Лео! Ch'eri! – заворковала она. – Как прелестно, что вы звоните. Чем обязана такой чести?.. Я – руковожу открытием?! Но я думала, что, конечно, вы или Эдвина… Ну что вы, никакого конфликта интересов! Модели Антонио и Эдвины предназначены для совершенно разных групп людей!.. Понимаю… О, что вы, с огромным удовольствием, дорогой! Сочту за честь!.. Конечно! Антонио представляет ее коллекцию? Он будет в восторге! Послушайте, дорогой мой! Обещаю надеть свое самое простое… Ч-ч-что? Должна надеть одно из ее?.. Д-д-да… да, понимаю. Ну, конечно, вы правы, руководитель открытия должен… задавать тон показу, – последние слова она произнесла каким-то дрогнувшим голосом. – Нет, дорогой, совсем не расстроена… да, да, Лео… Чао. – Грохнув трубкой, она так и стояла рядом с телефоном, потрясая кулаками.
Антонио встревожился. Казалось, ее вот-вот хватит апоплексический удар, с губ ее срывалось нечто, похожее на „Р-р-р…"
– Насколько я понимаю, мы все-таки идем на открытие, – отметил он как можно спокойнее.
– О, дорогой! – простонала Анук, колотя себя по лбу кулаками. – Ну что мне делать?
– Дорогая, ну сейчас-то в чем дело?
– Мало всего, так на рану еще посыпали солью! Антонио, Антонио! – взвыла Анук. – Я должна надеть одну из моделей этой сучки! Нет, Антонио, я умру!
– Тогда откажись.
– Отказаться?! Антонио, ты с ума сошел? Ты же знаешь, что я не могу. Каждый год Лео Флад дает на благотворительные акции миллионы долларов. И я сижу в этих комитетах. И я должна просить его о передаче денег. Ох, Антонио! Я умру! Я просто умру!
61
Закон подлости гласит: если что-то может случиться, то это случится. Так и вышло. Да еще в пиковую масть.
В ночь на 14 апреля лопнули трубы на втором этаже саутгемптонского демонстрационного дома, и потолок в комнате, которую отделывала Лидия Клоссен-Зем, покоробился, не говоря о том, какой вред вода нанесла
Краску клали не в два слоя. На стены было нанесено восемь различных слоев специально смешанных оттенков, причем каждый нанесенный слой потом тщательно отшкуривался перед нанесением последующего.
Эта работа заняла три недели.
И вот все пошло прахом.
– Теперь придется заставить рабочих все содрать и переделать заново, с самого начала! – жаловалась Лидия. – Это конец! Последняя капля!
– Успокойся, дорогая, – утешала ее Анук, заехавшая посмотреть и оценить убытки; в руке у нее был радиотелефон. – Воду уже отключили, и завтра придут слесари и примутся за работу.
– Но от этого же краска на стенах не удержится! – выла Лидия.
Тут Анук повернула голову и нахмурилась. Из холла послышались раздраженные, переходящие на крик, голоса.
– Ваши люди сделали черт знает что из дверного проема! – надрывался голос. – Посмотрите на эти занозы! Хоть в обморок падай!
– Прекратите! – отвечал другой.
– Да вас убить мало! Я задушу вас собственными руками!
Анук вздохнула и похлопала Лидию по плечу.
– Ох, дорогая, атмосфера накаляется, извини, я отойду на минутку. Если я сейчас не вмешаюсь, наши милые дизайнеры перебьют друг друга карнизами.
Не успела Анук выйти, как вошла Бу Бу Липпинкотт. Она скорчила гримасу, поскольку именно в этот момент заработала пила и начали распиливать мрамор. Действительно можно было с ума сойти. Внутри и снаружи дом, подобно муравейнику, был буквально наводнен рабочими, и они, как трудолюбивые муравьи, находились в непрестанном движении. Пронзительное жужжание шлифовальных машинок, от которого лопались барабанные перепонки, визг пил и тяжелое уханье молотков действовали на нервы. Это было даже хуже, чем удушливые, вызывающие тошноту запахи растворителей и масляных красок.
– Никогда в жизни! – сквозь зубы процедила Лидия. – Терпение мое кончилось! Бу Бу, если кто-нибудь когда-нибудь скажет „демонстрационный дом дизайнеров", я побегу, как от чумы! – и вне себя плюхнулась на закрытый пленкой стул в стиле Регентства. – К чертям собачьим!
– И я за тобой! С меня тоже хватит. Кому нужна эта пытка? Только не мне. – Бу Бу придвинула стул и села рядом.
– Сейчас же поставь стул туда, где взяла! – завопила Лидия и трясущимся пальцем показала на другую сторону камина.
– Я поставлю, – спокойно ответила Бу Бу, – но сначала мне надо встать. Нет, положительно, меня хотят добить!
– Черт подери! – вскочила Лидия. – Ты что, не слышишь?
– Уймись, что ты на меня набросилась? Не я же устроила потоп.
– Сейчас же поставь стул на место! Это моя комната. Иди в свою и двигай там, что хочешь!
Бу Бу выразительно посмотрела на нее. Затем, не говоря ни слова встала и пихнула стул на прежнее место.
– На пять сантиметров правее! – крикнула Лидия, уперев руки в бока.