Плохо быть богатой
Шрифт:
Он торжественно натянул на голову резиновую шапочку телесного цвета, так что голова стала казаться абсолютно лысой, и принялся за кропотливый процесс макияжа. Сначала наложил тональный крем на лицо, затем тени на веки, подкрасил тушью ресницы и помадой губы… Осталось только приклеить алые ногти.
Он внимательно оглядел себя в зеркало: оттуда смотрело на него лицо Вайяны, только без волос, гротескное, но прекрасное.
Горячая волна захлестнула его, кровь быстрее заструилась по жилам.
Теперь
Однако мужчину это нимало не беспокоило. Он стал Вайяной Фэрроу! Осуществилась давняя и тайная страсть – стать девочкой с обложки. Стать мисс Кровь.
Мучительный стон сорвался с его губ. В неистовстве мужчина схватил со столика губную помаду и с размаху принялся бить ею по лицу. Себя? Вайяну?
Тюбик с губной помадой превратился в нож, источающий кровь. Он принялся яростно наносить себе штрихи-порезы, раскрашивая лицо кровавыми мазками до неузнаваемости, пока оно не превратилось в сплошное кроваво-красное месиво. Одновременно тело его содрогнулось в оргазме, взорвавшись соками.
Он внезапно стих. Тело еще какое-то время билось в судорогах наслаждения: сам момент смерти был для него началом жизни.
Он принялся смывать с себя косметику, не пользуясь водой, при помощи кольдкрема, салфеток „клинекс" и ватных тампонов. Этот процесс занял куда больше времени, чем подготовка. Закончив с макияжем, он освободил туалетный столик, разложив все по тем местам, как оно лежало раньше: косметику – в выдвижной ящик, скальп Вайяны – на болванку, вновь, словно в рамку, помещая внутрь его приколотый к подставке портрет. Пусть все останется так до следующего раза.
Уходя, он еще раз тщательно проверил, как закрыта дверь, и прихватил пакет для мусора, в который собрал использованные салфетки и тампоны. Где-нибудь по дороге он выбросит все это в мусорный контейнер.
Его все еще лихорадило от волнения. Он скальпировал Вайяну Фэрроу – и сам стал ею!
Здесь, в этом городе, полным полно блистательных женщин, тысячи таких вот Вайян Фэрроу. Тысячи женских образов, которые может выбрать мисс Кровь перед тем, как стать ими.
Он убивал и раньше. В Чикаго, Сиэтле, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, Майами, Канзас-Сити… Часть своих жертв он так же кромсал ножом. Но никогда прежде не скальпировал их и не забирал скальп с собой. Это было совершенно новое, неизведанное прежде ощущение.
И никогда прежде он не убивал здесь, в своем родном городе. Раньше он еще старался придерживаться старого правила – в своем гнезде только дурная птица гадит.
Больше
Мисс Кровь непобедима. Его охватила радость: так чувствует себя ребенок, оставленный без присмотра в царстве сладостей, и он что-то счастливо замурлыкал себе под нос.
В следующий раз мисс Кровь станет брюнеткой.
Часть вторая
ТАМ, ЗА РАДУГОЙ
Апрель – сентябрь 1989 года
27
– „О-о, бедность, бедность, ты тосклива, полна печали и стыда", – пропела Эдвина, сопроводив мелодию меланхоличным вздохом. – Не помню, как там дальше, но сказано абсолютно точно, малышка, потрясающе точно!
Аллилуйя обеспокоенно наблюдала за матерью, поедавшей глазами роскошные образцы немыслимо дорогой одежды, выставленной в магазине „Унгаро" на Мэдисон-авеню.
– Подумай только – войти в такой магазин и купить себе, без тени сомнений, вон тот вон красный комплект! – задумчиво протянула Эдвина. – При одной мысли об этом у меня сердце из груди рвется, честное слово.
– Сердце не рвется, а бьется, – буркнула девочка. Эдвина стрельнула в дочь страдающим и в то же время полным жалости взглядом:
– Да неужели, солнышко?
– Представь себе. А чтобы получить удовольствие, вовсе не обязательно тратить кучу денег. Есть миллион поводов покайфовать задаром, просто так.
– Ну, назови мне хоть один.
– Весна хотя бы. Ma! Небо голубое-голубое, а деревья зеленые…
– Быть того не может! – пробормотала Эдвина рассеянно, склонив голову набок и с тоской вглядываясь в красный комплект.
– К тому же ты здорова.
– Ты думаешь?..
– Ну, наконец, витрины. Болтайся сколько хочешь и глазей…
– Так! – с тихой угрозой и отвращением проговорила Эдвина. – Решено! Я покупаю это платье. – Она решительно направилась к двери, и Аллилуйя едва успела ухватить ее за рукав, оттягивая назад.
– Ma, мы не можем себе этого позволить! – выпалила она. Возьми же себя в руки!
– Черт побери, Ал! Ты что, не понимаешь: я не могу себе позволить не купить его! Да я с ума сойду, свихнусь – причем в буйной форме! – если немедленно не куплю себе хоть что-нибудь! А одежда – это моя слабость. Она заменяет мне и хлеб, и воду. Мне без нее просто нечем дышать!
– Ma, я не понимаю, что в тебя вселилось! Ты выдаешь тут просто тексты из трагедий. Как их там звали, этих греческих бабулек? Федра и Медея, вот.
Эдвина медленно повернулась к дочери.
– С каких это пор, – произнесла она слабым монотонным голосом, – птенцы желторотые вроде тебя рассуждают со знанием дела о греческой классике?
– С тех пор как Лес мне все уши про них прожужжал. Вот кто типичный ботаник! Все книги да книги…
– Книги… – мечтательно подхватила Эдвина. – Когда-то я просиживала над ними часами, копалась в книжных полках и отводила душу, упиваясь толстенными фолиантами по искусству… Кажется, что прошла уже вечность… Они и тогда стоили чертовски дорого!