Плохо быть мной
Шрифт:
* * *
Утренний цвет из серого перешел в коричневый. Дорожные знаки, заправочные станции, индустриальные здания, асфальт шоссе, автобус, безразлично поглощающий милю за милей. Люди отупели от однообразного пейзажа.
По проходу мотался потрепанный парень с огромной нечесанной шевелюрой. Переходил от места к месту, встречался взглядом с пассажиром, около которого хотел сесть, и, не видя в глазах того ничего кроме неприязни, шарахался в сторону. Так бы он, наверное, и пробродил по салону до самого Нью-Мексико, или
Вдруг с места, где он сидел, стала доноситься довольно громкая и оживленная речь. Разговоры в транспорте — жуткое дело. Сильно раздражают. Я ехал в поезде «Нью-Йорк — Вашингтон», так там испанская пара проговорила на своем испанском весь маршрут. Я редко видел, чтобы общий уровень ненависти к кому-нибудь достигал таких высот. Люди буквально тряслись мелкой дрожью. К концу путешествия дядька, который сидел за ними, встал, навис и потряс в воздухе кулаками в бессильной злобе. Пара этого не заметила и счастливо дообщалась до конечной остановки. Я сильно завидовал этим молодым людям: их все ненавидели, а они этого не замечали. Я очень замечаю, когда меня ненавидят.
Сейчас, услышав назойливые звуки беседы, я крепко приуныл. Этот тип задал кому-то вопрос и остался без ответа. Это его нисколько не смутило, и он продолжил говорить с еще большей скоростью. Потом, видимо, сказал что-то очень смешное, потому что дико захохотал своей же шутке. Оценив чувство собственного юмора, он продолжил монолог.
Мне было его жалко. Все жутко злились. Одна старушка сказала, что вызовет полицию, а здоровый мужик пообещал прибить парня, если он не заткнется. Тип, видать, был хорошо знаком с таким оборотом дел, потому что тут же сбавил тон, хоть и компенсировал это скоростью своей болтовни. Он был растерян, но замолчать никак не мог.
Эстер заговорила с сидящей через проход женщиной. Вскоре повернулась ко мне и сказала, что женщина сообщила, что, согласно новому закону, всем сумасшедшим и бывшим заключенным разрешено путешествовать на автобусах бесплатно, так что нам предстоит увидеть много таких.
— Против закона не попрешь, — ответил я. Горазд я стал на всякие тупые общие фразы последнее время.
Когда понял, что парень чокнутый, я расслабился. Шум автобуса сливался с его хрипотой, тоном напоминающей заунывный голос Боба Дилана. Парень и похож был на Боба — прическа и все такое. Опустившийся Боб Дилан. Сквозь дрему я услышал его суждение: «Мик Джагер был лохом, тут уж ничего не попишешь».
Думаю, я проспал часа три. Когда открыл глаза, сумасшедший сидел на своем месте. И продолжал говорить, уже не получая никакого удовольствия. На остановке он вышел, повесив голову.
* * *
В автобус вошел длинноволосый креол с сумкой через плечо. Он попробовал запихнуть ее наверх, но она не влезла и плюхнулась на пол. Сумка была больше багажного ящичка. Парень не желал с этим согласиться и раз за разом все яростнее пытался ее всунуть, а она, дразня его, отскакивала от полки, как баскетбольный мячик. Напоминало сцену из старой черно-белой комедии. Автобус счастливо хохотал. Парень поднял всем настроение.
Вдруг по проходу пролетела пластмассовая бутылка и стукнула его в висок.
— Может, это тебя встряхнет, хоуми?
Черный малый лет семнадцати в висячих штанах не по размеру смотрел на креола и усмехался. Он сидел в окружении двух девиц и еще двух парней. Черный источал опасность, все присмирели. Он обводил взглядом пассажиров, ища, к кому придраться. Посмотрел на Эстер.
— Твоя женщина? — он направил на меня наглый взгляд.
— Да. — Ну не идиот ли я? Будь я как он, я бы себе врезал. Или бы себя бросил, будь я Эстер.
— Мне нравится, — сказал парень.
— В этом мы с тобой сходимся.
— Мэн, меня не интересует, в чем мы с тобой сходимся! Зря ты мне ответил, ты даже не подозреваешь, на кого лезешь, — снимай часы!
Эстер впилась мне в руку и тихо уговаривала молчать.
— Часики снял, быстро! — не унимался пацан.
— Очень тебе нужно это дерьмо? — сказал кто-то из его компании. — Посмотри, как он одет. Наверняка носит пятидолларовую дрянь. Ты что, правда думаешь, что у такого часы с брюликами?
— Если у него есть брильянт, то только в пенисе. Смотри, какая у него подружка счастливая, — вставил другой.
— Это у нее спросить надо, — начал главный. — Эй, подруга, скажи, ты так волнуешься, потому что боишься, что я набью морду твоему дружку, или просто ждешь не дождешься момента, когда выйдешь с ним на ближайшей станции и вы уединитесь в укромном месте?
— Не отвечай ему, — бешено шептала мне на ухо Эстер.
— Смотри, как девочка нервничает! Видно, чувак правда засобачил себе туда двенадцать карат, — парень презрительно цокнул языком и повернулся ко мне спиной.
— У меня давно зреет план устроить широкомасштабный теракт по захвату всего мира, — зашептал я Эстер. — Обвязаться шахидским поясом и взять весь мир в заложники. Помнишь, как у Эминема: «Передайте Саддаму не изготовлять еще одну бомбу, я и так расплющиваю весь мир в своей ладони». Чтобы сделать жизнь лучше, надо всех взять в заложники.
Меня перебил хриплый смех моего обидчика. Он пытался влезть на колени девушке рядом с ним, а она со слезами умоляла его отстать.
— Вот моя новая белая сучка! — крикнул он, сделал молниеносное движение, и волосы девушки упали вниз. В руках у него осталась заколка. — Всех порешу! — размахивал он ею. Не было гарантии, что при нем нет пистолета или ножа. Все сидели напуганные и взвинченные и только надеялись, что он сойдет на ближайшей остановке.
Мы с Эстер на ней вышли, чтобы отойти от напряжения в автобусе. За время стоянки мы не сказали друг другу ни слова. Выкурив сигарету, мы вошли в здание автовокзала.
— Смотри, — сказала Эстер.
В середине зала стоял этот самый малый и писал в урну. Девушки, которые были с ним, столпились рядом и с интересом наблюдали.
— Сейчас его сцапают, — с надеждой сказал я.
Но когда мы вернулись в автобус, парень развалясь сидел в кресле. На коленях у него была дыня. После того как автобус тронулся, он разрезал дыню ножом — значит, он все-таки у него был, — и стал есть, плюясь далеко вперед. В руках у него оказалась дынные корки. Он стал кидать ими в пассажиров. «Ложитесь, суки — бомба!» — обстреливал он весь автобус. Одна большая корка угодила в голову старушке, мякоть стекала по седым волосам.