Плохо быть мной
Шрифт:
Свет. Появляется девушка с папкой под мышкой. Шагая прямо по несчастным, она растерянно спрашивает, не видел ли кто Мишу Наймана. Бурные овации. Капустник окончен.
Я шел домой и старался как можно спокойнее думать о своем странном двусмысленном триумфе. Я увидел приближающуюся фигуру. Это был Трофимов. Я ждал встречи, виновато поглядывая в его сторону. Он уже прошел было мимо, но остановился и шагнул ко мне. Я сказал неуверенно «Здравствуйте».
— Ну что, Миша, — приветливо проговорил он. — Даже когда Александр Исаич приезжал в школу, не думаю, чтобы здесь состоялось предприятие, полностью
Русская школа кончилась.
* * *
Мы с Эстер жили в одном из летних домов ее бабушки и дедушки. Просторный двухэтажный дом на берегу озера в лесу.
Эстер показала мне свой Вермонт — дикий, завороженный, углубленный в себя. Иногда мы выезжали в деревню. Она постоянно махала из машины людям, которых, я был убежден, здесь не существовало. Я с преувеличенным энтузиазмом повторял за ней этот жест, и Эстер хохотала.
Какой цвет можно связать с Вермонтом? Покажешься сумасшедшим, если не скажешь «зеленый». Какой еще, если, куда ни глянешь — леса, холмы и луга? Еще немного желтого из-за кукурузных полей.
Наша жизнь? Поездки на водопады, вечера в местных кафе, любовь на лугах, полях, опушках. Когда я расчесывал ей волосы, она говорила, что мне надо все бросать и становиться парикмахером, потому что в этом деле я лучший из лучших. Не нужен был Ницше, чтобы стать сверхчеловеком, нужна была Эстер.
— Хочу быть грузовиком моего отца, — сказала она однажды. — Только чтобы вместо радиатора у меня был огромный зубастый рот, и я бы мчала и съедала все, что попадается на пути. Надо двигаться и куда-то ехать. Нам надо срочно уезжать отсюда, Миша!
Я понял, что она не шутит, говоря, что нам стоит распрощаться с этим местом.
— Это путешествие… — задумалась Эстер. — Всю жизнь я старалась собрать головоломку. Я мучилась, подбирала ненужные куски, и у меня болела душа. Наконец сложила, и в центре ее оказался ты. Моя жизнь наконец началась. Потому что я встретила тебя. Как ты смотришь на то, чтобы отправиться в Калифорнию этим летом?
Мы пошли на вечеринку по случаю нашего отъезда. Это было «кукурузное пати». Не алкогольное. Не было и марихуаны. При свете одиноко горевшего костра кукуруза, лежащая на пластиковых тарелках, светилась, как золотые слитки.
Все подходили и здоровались со мной. Это был мой первый выход в свет. Людям я был представлен исключительно как новый молодой человек Эстер. Кто я такой, никого не интересовало. Рассматривали меня больше как статую или картину. Жали руку, задавали вопросы, отпускали легкие остроты. Было впечатление, что такая процедура происходит не впервые. Мне это было скорее по душе.
Сидели вокруг костра, на пустыре недалеко от магазина — бревенчатого сарая размером с городской супермаркет. Прямо за ним находились оранжереи, от них начинались убегающие вдаль поля, которых сейчас не было видно. Этих магазинов была сеть, и принадлежали они вместе с полями Бьюэлу.
Это был выгодный бизнес. Нанимал он в основном нелегальных эмигрантов с Ямайки, оплачивал им перелет, поселял в бараках и платил не больше четырех с половиной долларов в час. Приехал он сюда сразу после освобождения
Он сидел недалеко от костра рядом с женой. Языки пламени плясали на его лице — отсветы аутодафе на лице инквизитора. К огню подсел Корки, взял гитару, на которой не хватало двух-трех струн, и завыл. Или, если угодно, заскрипел, как ржавая дверь. Корки утверждал, что поет песни индейского племени, откуда он родом. Он бросал вокруг грозные взгляды, готовый наказать каждого, кто выскажет неудовольствие.
Так он смотрел на всех, кроме Бьюэла. Корки приходился ему приемным сыном. Почти сорок лет назад Бьюэл нашел новорожденного Корки у дверей своего дома. Бьюэл принял ребенка и поселил в сарае неподалеку. Он заставил его работать с раннего возраста, и работать много. Это, пожалуй, и спасло Корки. Его умение трудиться и невероятная работоспособность — единственная связь Корки с цивилизацией. В остальном он дитя природы. Быть может, он не врал, когда говорил, что он индеец, с его черными волосами и бронзовым оттенком кожи.
Не удивительно, что сейчас он завывал песни Шенандоанской долины. Он так их и называл — «песни моих предков». Пел он их на абсолютно никому не понятном режущем слух языке, словно издеваясь над слушателями. Закрадывалось подозрение, что сам же Корки выдумал эти несуществующие звуки. Уйти было невозможно, поскольку тебя мог покарать его гнев. Приходилось сидеть смирно.
По обе стороны от Корки сидели две старые тетки и пожирали его глазами. Во тьме они чем-то походили на индианок. Единственные благодарные слушательницы. Негры с Ямайки расположились на земле, понурив головы. Мысленно они находились не с нами. Они были на островах.
— Утюююю! Утюююю! — завывал Корки.
— А вот это мне понравилось! — неожиданно поднял голову один негр. — Перемотай пленку и заведи это дело опять, брат мой!
Корки запел снова, с двойным вдохновением.
Становилось холодно. Мы с Эстер пошли к машине, чтобы взять одеяло. Когда костер превратился в маленькую точку, мы услышали приближающийся шум ломающихся веток. Чья-то фигура нагнала нас. Корки выплыл из темноты и пошел рядом с нами.
— Знаешь, во что ты влез, парень? — небрежно бросил он, глядя поверх меня.
— В смысле? — Из головы еще не улетучилась исходившая от него угроза, поэтому я решил поддержать беседу.
— Связался с ней, — кивнул он на Эстер. — Отношения с женщиной — это тропа войны. Только если мужчина напряжен, как тетива лука, он не конченый человек. Мужчина ни в чем не должен быть хуже женщины. Я жил с женщиной, — он нагнулся ко мне и понизил голос, словно делясь секретом. — Знаешь, что я делал, когда у нее были месячные? Резал себе руки, чтобы ни в чем не уступать ей. А ты что? — посмотрел он на меня чуть погодя невидящим взглядом. — Расплылся как кисель, пустил слюну. Знаешь, что сделает с тобой Эстер? Поселит злого духа в центре твоей грудной клетки. Потом он спустится к тебе в живот, — выпятил свой живот Корки. — Будет разрастаться там, как эмбрион. Женщина, с которой я жил, испортила мне глаза. Поселила там двух маленьких червячков, посмотри на мои зрачки…