Плохо быть мной
Шрифт:
Мы шли к столику, я не смотрел по сторонам, а только в пол. Неожиданно Тень схватил меня за плечо. Его загоревшиеся глаза глядели на меня из темноты не мигая и светились, как у кошки или пантеры.
— Хочешь погрузиться в темноту, Миша? — спросил он меня совершенно новым голосом. — Ты сейчас в черном баре. Когда спрашиваешь белую девушку, откуда она, и она говорит: я из Ирландии, а ты говоришь, что все равно думаешь, что она черная, это может значить лишь одно…
— Большую задницу?
— Многие из них считают это комплиментом.
Мы сели за столик. В углу танцевала девица. Я сидел, смотрел на нее и машинально кивал в такт музыке. Прошло несколько
— Тут случайно не работает мисс Алия Love? — тихо нагнулся я к Педро.
— Я скромный невзыскательный человек, у которого совсем не такие высокие критерии, чтобы придираться к столь мелкой вещи, как имя девушки, с которой я имею дело. Мне совсем не обязательно знать ее имя, чтобы влюбиться в нее и уж тем более переспать с ней. Мне кажется, что когда человек приходит в стрип-клуб вроде этого и начинает интересоваться такими вздорными вещами, то это злой заскорузлый человек с черствой душой, который не любит человечество и готов придраться ко всему на свете. Но если тебе так уж не терпится влезать во все детали и любую ерунду, спроси у нее, — он кивнул на подошедшую официантку. — Ей, как-никак, платят, чтобы потакать твоим грязным и извращенным потребностям.
Официантка была смуглая мексиканка в белоснежной блузке. Она говорила с нами в преувеличенно фамильярной манере, отчего создавалось впечатление, что к этому ее обязывает работа, а в другом месте она будет беседовать и более формально, и корректнее.
— Что будете, мальчики? — спросила игриво, заводя речь явно не только о напитках.
— Джентльмены отвечают, что все они будут виски со льдом, — вежливо перебил остальных Тень и галантно кивнул официантке. Единственным джентльменом в компании был он и с этой женщиной обращался, как с леди.
— Три виски со льдом нашим мальчикам? — официантка нагнулась, чтобы вынуть из-за пазухи блокнот и записать наш заказ.
— Три виски, — повторил за ней Морисси. — Миша, ты что будешь?
— А обязательно надо пить? — я никак не мог привыкнуть, что она и меня называет мальчиком. Что она считает меня частью компании, явившимся сюда за тем же, что и все.
— Что вы порекомендуете для Миши? Вы не подыщете ему девушку, которая продемонстрировала бы ему темную сторону жизни?
— В нашем баре не принято выбирать девушек по этническим признакам, — ответила она. — Одного клиента навсегда выгнали из клуба за расистские высказывания против белой расы. Но почти все наши танцовщицы цветные, а единственная белая девушка как раз сейчас проходит по программе защиты свидетелей. Когда ей делали пластическую операцию, чтобы ее не узнали те, на кого она доносит, Дорис попросила, чтобы ее сделали негритянкой, поскольку за время работы в нашем клубе у нее сформировался серьезный комплекс по поводу светлого оттенка ее кожи. Так что наш мальчик оказался в выигрыше, — обнажила на меня официантка безукоризненный, как я решил, вампирский оскал.
— Миша, хотел бы ты заглянуть на темную сторону и чтобы путь туда тебе указала чернокожая женщина? — обратился ко мне испанец за всех. — Или ты бы все-таки предпочел мороженое? — Он прыснул, за ним все.
— Что бы ты хотел… Миши? — обратилась ко
— Пожалуй, я пойду, — ответил я ей. — Извините.
— Куда? — хором возмутились все вместе с официанткой. И теперь это был выпускной экзамен, к которому я совершенно не был готов.
С той же интонацией, как когда упрашивал классную руководительницу, я повинился вторично:
— Простите меня, пожалуйста. Я сказал «пойду»? Я оговорился — побуду! Я побуду здесь. За этим столиком, никуда не уйду.
Она переспросила сурово:
— Здесь?
Для меня «здесь» значило стул, грязный стол, несколько пачек сигарет и круг ребят, с которыми можно отвлечься, эти сигареты выкурив. Для нее — заведение, стрип-клуб, а вообще-то этот мир. Я сказал «ну да», пробуя обмануть ее, что имею в виду то же, что и она, в надежде, что она после этого от меня отстанет.
— Четыре виски для мальчиков, — холодно констатировала она и поцокала на своих высоких каблуках к бару, выставляя на наше обозрение разрез посередине юбки с лучащейся оттуда отменной мексиканской задницей, которая становилась все более голой по мере ее удаления от нас.
Мое поведение явно не соответствовало общему настрою, и всем из-за этого стало скучно. А мне хреново.
— Пойду, что ли, вон к той, — наконец выдавил из себя Педро. — Судя по зрелым формам, она постарше. Как раз по мне. На виллу на Багамах она себе не натанцует. И это тоже как раз то, что мне надо. Может, уломаю станцевать за недорого. У меня только пара баксов. Это же стриптиз-бар для черных — пожалуй, единственное место, где принимают твои проблемы еще ближе к сердцу, чем в центре для анонимных алкоголиков. Даже гарлемские наркодельцы испытывают к своим клиентам меньше сочувствия.
— Можно я с тобой? — Я невольно протянул в его сторону обе руки. Боялся, что мои товарищи разбредутся по бару и я останусь один. Чувствовал себя, как первоклассник на холостяцкой вечеринке.
— Со мной? — удивился испанец. — Зачем?
Я понял, что я уже один.
— Только посмотри на эту, — не уставал повторять Морисси, усугубляя мое удрученное состояние.
Я не мог сообразить, почему его причитания напомнили мне включенную зимой печку в советском автомобиле, когда она, рокоча, только начинает обогревать еще холодный салон.
— Смотри только, как она ею вертит! Да ты не на меня смотри, а на нее! — прикрикнул он, когда я наклонился спросить, можно ли мне посидеть с ним.
Прошло какое-то количество времени, не заполненного ничем, кроме скупых матерных междометий, подстегивавших призывы посмотреть, как она ею трясет.
Я встал и двинул вдоль столиков, сам не очень понимая, куда направляюсь.
— Ты куда, сейчас принесут виски! Начинается самое интересное.
Я толкнул первую попавшуюся впереди дверь. На ней не было надписи «мужской», да и зачем? Вряд ли посетителями в этом месте могли быть женщины. Сюда музыка доносилась уже не так отчетливо, но все равно сообщала о том, что творится в баре. Безжалостный все-таки метод лечения применял к Алексу Кубрик в «Заводном апельсине», насильно заставляя смотреть сцены жестокости.