Плохо нарисованная курица

Мацоурек Милош

А мама только утирала нос и все повторяла:

— Сильвестр, Сильвестр! У нас новый кухонный шкаф, он не скрипит, а ты об этом, бедняжка, даже не знаешь.

— Как это не знаю? — откликнулся Сильвестр. — Да ведь шкаф — это я!

Папа с мамой только руками всплеснули. И толстый пан в очках с пани в зеленой шляпе тоже руками всплеснули. Все всплескивали руками, удивлялись, вопросы сыпались без конца. Но толстый пан в очках сказал:

— Хватит! Все вопросы потом. А теперь нам надо быстро на съезд.

Вместе с пани в зеленой

шляпе он упаковал Сильвестра в стружку, они купили на дорогу арахисовых орехов и поехали.

Съезд тем временем стал похож на школьную перемену: папы пускали бумажных голубей, мамы вязали, у дверей начеку стоял один папа и, как только увйдел толстого пана в очках и пани в зеленой шляпе, закричал:

— Идут!

Все быстро уселись за парты и сделали вид, будто ничего не произошло.

Двери распахнулись, вошли толстый пан в очках и пани в зеленой шляпе, а за ними вокзальные носильщики с чем-то упакованным в древесную стружку и уйма народу с телевидения с осветительными приборами и телекамерой. Толстый пан в очках произнес:

— Нам удалось привезти самого примерного мальчика на свете. Соблюдайте спокойствие, как только мы распакуем багаж, вы его сердечно поприветствуете, только приветствуйте прилично, ведь это будет передаваться на весь мир.

— А почему, простите, он упакован в древесную стружку? — спросил один папа, который перед тем вежливо поднял руку.

— Чтобы не повредить его, — объяснила пани в зеленой шляпе, — жалко будет, если поцарапается, ведь это все-таки самый послушный мальчик на свете.

— Ах, так, значит, — сказал папа и сел на место. А остальные папы и мамы стали смотреть, как вокзальные носильщики снимают оберточную бумагу и освобождают груз от стружки. Это тянулось довольно долго, но в конце концов на свет появился большой белый кухонный шкаф.

— Ну, вот это и есть наш милый Сильвестр, — произнес толстый пан в очках, — папы и мамы, сердечно поприветствуйте его.

Но папам и мамам приветствовать не хотелось, они с удивлением смотрели друг на друга, пока одна мама не подняла руку, прося слова, и не задала вопрос:

— Сильвестр там внутри, что ли?

— Нет, зачем же, — сказала пани в зеленой шляпе, — внутри кастрюльки, мешалки, солонка, перечница и горчичница, металлическая посуда и большая салатница.

— Ах, вон оно что! — сказала мама, после чего наступила глубокая тишина. Длилась она долго, пока пан в очках не стал хлопать и кричать:

— Да здравствует Сильвестр! Да здравствует Сильвестр!

Но никто к нему не присоединился, кроме одного большого папы, который стоял впереди и потому ни за кого не мог спрятаться.

— Это никакой не мальчик, это кухонный шкаф, — тихонько сказала одна мама другой. А другая мама ответила:

— Ну, разумеется, это кухонный шкаф! Я ведь знаю, что такое кухонный шкаф. У нас их три перебывало, и все, как один, были похожи друг на друга.

Но тут уже и папы закричали:

— Да ведь это кухонный

шкаф, мы же не слепые!

И тогда толстый пан в очках перестал хлопать, ужасно рассердился и закричал:

— Мы видели, как он в двенадцатый раз в этот день мыл уши! Что из того, что он стал кухонным шкафом? Вы только взгляните: вместо всяких там глупых фантазий в голове у него аккуратно расставлены кастрюльки.

Он открыл шкаф, и все увидели, что в голове у Сильвестра безупречный порядок.

— Порядок-то у него есть, это правда, вот если бы он еще хотя бы бегал и прыгал, как другие дети, — сказала одна мама, — а то стоит и таращится.

— Гм, — сказал толстый пан в очках, наклонился к Сильвестру и попросил:

— Ты бы не мог разок перекувырнуться, чтобы они успокоились?

— Пожалуйста, о чем разговор, — ответил Сильвестр. Он сделал два небольших шага вперед и поклонился. — Если вы не верите, что я мальчик, я сделаю кувырок, несмотря на то, что кувыркаются только невоспитанные дети, обезьяны обыкновенные и человекообразные.

И он действительно кувырнулся. Но это была его ошибка, и притом большая, потому что он ободрал всю лакировку, разбил все чашки и тарелки, рассыпал поварешки, ножи, вилки, опрокинул солонку, перечницу и горчичницу, расколотил все горшки и даже салатницу, так что когда он встал, вид у него был ужасный — перед родителями стоял старый, ободранный, рассохшийся кухонный шкаф. Все папы и мамы закричали:

— Фу! Хоть это и самый послушный мальчик на свете, мы не хотим, чтобы наши дети были похожи на него, пусть лучше останутся такими, как есть.

Они стали искать номерки от пальто и заспешили к выходу.

Теперь представьте себе, что телевидение все это передавало на весь мир и повсюду у телевизоров сидели дети, показывали пальцем на поломанный кухонный шкаф, смеялись, а некоторые при этом звенели ножами и вилками, кое-кто тащил в рот все, что под руку попалось, иные колотили ногами по стульям, и никого никакими силами не удавалось уложить спать.

Как конь стал учителем арифметики

Жил-был один маленький жеребенок, звали его Белясек. Были у него два приятеля — Филипп и Якуб. Они вместе играли и резвились на лугу за городом, который назывался Зонтик-над-Княжной, прыгали через ручей, бегали наперегонки — кто первый прибежит к воротам конюшни.

Приятели Белясека на бегу пыхтели, как два паровоза, а он был свеж и с удовольствием пробежался бы еще разок.

Он взбрыкивал задними ногами и смеялся так громко, что другие лошади удивленно оборачивались на него.