Плохое путешествие. Том 3
Шрифт:
— На це… Агх! Мой нос! Сука! Эта тварь сломала мне нос!
— На цепь! Хе-хе-хе… — послышался гаденький смешок с нижней палубы.
Переполох разбудил часть рабов. Кто-то из них заметил, как моряки гоняют растерянную новенькую по всей палубе, а она, не разбирая дороги, топчется по чужим головам.
— На цепь! Быстро на цепь!
После очередного прыжка Дура бросила взгляд наверх, и в этот момент к ней подбежал незнакомый бес, накинул и защёлкнул ошейник.
— Без него бьют, — объяснил он, ткнув пальцем себе на шею, где красовался
Удивительно, но это помогло. Демоны, которые всё это время пытались ударить её гром-палками, о чём-то посмеялись, однако больше попыток навредить не предпринимали, и бесилка, наконец, смогла осмотреться.
Вторая палуба была огромна и являлась своего рода основой для первой, которая держалась на ней за счёт металлических балок. Вокруг них, свернувшись калачиками, среди различного сложенного в кучи мусора, лежало больше сотни бесов самых разных возрастов. От мала до велика, и у каждого был металлический ошейник с цепью, уходящей в сторону первой палубы.
Снаружи гудел горячий воздух, со всех сторон раздавался металлический перезвон. Гремел корпус Тринадцатого, звенели многочисленные цепи, кто-то кричал сверху и снизу, а их вопли эхом доносились до ушей Дуры. Нос резал кислый запах, грохот стоял невыносимый, но даже так все, кто находился на второй палубе, крепко спали или, по крайней мере, пытались это делать.
Отыскав свободное место среди разбросанных тел, Дура решила воспользоваться советом и улеглась, глядя в потолок. Ноги получилось вытянуть с большим трудом, и вроде даже кто-то получил пяткой по затылку, но жалоб не поступило.
Так начался её первый день на борту баржи Абаддона, что носила гордое название «Тринадцатый».
Этим же вечером корабль вышел из порта, и Дуру сразу же поставили на «вертушку». Это такой столб, из которого торчит шесть продольных шестов. Рабы должны были вращать их, чтобы привести лопасти, расположенные по бокам баржи, в движение.
Дура решила, что лучшим вариантом будет вести себя спокойно, делать, что говорят, и наблюдать.
«А потом я придумаю план побега!» — кивнула она своим мыслям и тут же поджала губы, потому что в планах был силён Хью.
— Шевели отростками! — усмехнулся Ракул и ударил плетью по спине. — Давай, тварь! Я обещал твоему кабелю выбить из тебя всё дерьмо, и я это сделаю!
Дура сжала зубы и зашипела, продолжая налегать на балку вертушки.
— Кого ты там выбивать собрался? — натянуто усмехнулась бесилка. — У такого жопного плевка духа не хватит!
— О, это мы ещё посмотрим! — усмехнулся демон, дождался, пока чертёнок сделает ещё один круг, и снова хлестнул по спине. Не сильно, он явно сдерживался.
«Удовольствие нужно растягивать!» — так он любил говорить.
Ракул почти никого не трогал из других рабов, обрушивая всю ненависть за все свои неудачи в сторону
Иногда звучал сигнал тревоги, и бесов гнали прыгать в море за добычей. Часть рабов по различным причинам обычно не возвращалась. Только в этом случае Дуре давали поблажку в силу её увечья. Она не могла что-либо схватить и карабкаться одновременно, но зато прекрасно справлялась с тем, чтобы вытягивать даже самый тяжёлый груз на палубу, если его посадят на цепь.
Однако и без участия Ракула условия жизни на Тринадцатом были не из простых. Когда баржа выходила в море, температура резко поднималась вверх. Становилось трудно дышать, но, кроме того, корпус корабля раскалялся словно сковородка. Тогда бесёнку стало понятно, зачем на второй палубе всюду было накидано тряпьё. Однако не только это стало понятно Дуре после того, как она оказалась на барже.
«Не ходи голая, не сутулься, не чавкай, ешь аккуратно, старайся не ругаться матом, не показывай жопу, даже если тебе кто-то сильно не нравится» — и ещё множество других правил, которые Дуре доводилось слышать от Хью. Причём на вопрос, почему так нельзя делать, он всегда отвечал одним словом: «Неприлично».
«Неприлично… Что такое неприлично?» — часто спрашивала она себя, пока жила на рынке.
Дуре было непонятно, что это значит. Она не видела в этом никакого смысла. Почему нельзя ходить голой, если тебе так удобно? Почему нельзя чавкать, если еда вкусная? И уж тем более — почему нельзя показать жопу тому, кто тебя бесит? Это ведь так просто и эффективно! Но Хью настаивал, и Дура, хоть и не понимала, старалась следовать его советам. Потому что он был её другом. Потому что он заботился о ней.
Но всё изменилось, когда она попала на баржу собирателей.
— Жра-а-ать! — прозвучал громогласный крик, когда Дуру, наконец, сняли с вертушек немного отдохнуть. — Перерыв, жалкие крысы! Всем жрать!
Девочка с трудом открыла глаза и увидела, как сверху из вёдер что-то вываливают вниз. Это была странная, нелицеприятная масса вперемешку с какими-то очистками, которая лишь очень отдалённо напоминала еду и совсем не пахла как еда, однако при виде неё вся вторая палуба моментально оживилась.
Бесы толкались, дрались, откидывали друг друга, черпали эту жижу ладонями и тут же засовывали себе в рот. И это было…
«Это… ужасно. Это… неприлично». — неожиданно подумала Дура, глядя на процесс кормежки рабов и вспоминая слова Хью.
— Тебе нужно есть. — неожиданно толкнула её в бок какая-то тощая девочка. — Нет еды — нет сил. Нет сил — плохо работаешь. Плохо работаешь — смерть.
— Х-хорошо. — рассеянно кивнула она головой, не до конца понимая, что тут вообще хорошего.