Плохой мальчик

Драгунский Денис Викторович

Кошка с мягким дроботом спрыгнула со стула на дощатый пол и подбежала к ней. Съела угощение, стала тереться об ноги.

Анна Сергеевна погладила ее.

– Осторожно, – сказал господин. – Вдруг у нее блохи.

– Разве это не ваша? – удивилась Анна Сергеевна.

– Нет, просто привязалась, – сказал господин.

– А так преданно сидит рядом! – засмеялась Анна Сергеевна.

– Меня любят кошки, – сказал господин. – А вы откуда?

– Здешняя, – сказала Анна Сергеевна.

– Вам здесь не скучно?

– Ох эти русские! Сидят в своем Урюпинске, и им весело, а приедут в Баден-Баден, так сразу

им скучно.

В разговоре выяснилось, что русский господин – его звали Дмитрием Дмитриевичем – был адвокатом из Москвы, а Анна Сергеевна – женою местного гостиничного магната. То ли совладельца, то ли топ-менеджера здешних курортов.

– Не знаю точно, чем он занимается, но он плебей, – сказала она. – Здесь скучно, вы правы. Поехали кататься, вон моя машина. Только зайдите за угол и пройдите шагов сто. И не забудьте заплатить за кофе.

– Чтоб ваш плебей не остался без выручки? – рискованно пошутил он.

Она стала приезжать к нему в Москву раз в два-три месяца, якобы по делам своей фирмы; муж даже не проверял, есть ли у нее фирма в России. Останавливалась в «Мариотте» на Тверской, посылала ему смску, и он являлся тем же вечером.

Однажды она прождала его два дня. Сначала злилась, потом волновалась, потом снова разозлилась и уже собралась уезжать, но тут он ввалился, усталый и запыленный.

– Я был в Ростове, – сказал он. – Даже домой не заехал.

– Отдохни, прими душ, – сказала она. – А я сбегаю куплю тебе новое белье и сорочку.

– Подожди, – сказал Дмитрий Дмитриевич. – Дай на тебя наглядеться.

Они сели в кресла и посмотрели друг на друга, радостно улыбаясь. Она думала, что этот обыкновенный пожилой господин в прошлогоднем костюме, с седеющим редким ежиком – самый дорогой человек в ее жизни и что это и есть счастье. А он просто любовался ею.

Зазвонил ее мобильник. Она ответила по-немецки. Потом ушла в другую комнату. Куда-то звонила сама. Вернулась насупленная.

– Катался на лыжах, разбился, сейчас в реанимации, – сказала она. – Самолет в восемь. У нас есть еще часа три. – И сняла свитер через голову.

Потом он получил смс: «фон дидериц умер позвоню через 40 дн.».

Через три недели после похорон мужа она познакомилась с аргентинским актером и улетела с ним в Буэнос-Айрес.

ПОЧТИ РОДСТВЕННИКИ

– Как дела? Давно ты мне не звонил, – сказал Савельев.

– Да как-то не пойми как, – сказал Мишин. – Вот я женился тут.

– Ну, поздравляю! – сказал Савельев.

– Да не с чем так особенно, – сказал Мишин.

– А что так? – удивился Савельев.

– Она злая и некрасивая, – признался Мишин.

– Что ж ты женился тогда?

– Да вот получилось. Какое-то, понимаешь, влеченье, род недуга.

– Ха, – сказал Савельев. – А раз так, зачем жалуешься?

– Я не жалуюсь, а правду говорю, – сказал Мишин. – Зачем мне от друга скрывать? Тем более что я уже развелся.

– Ну, поздравляю! – сказал Савельев. – Теперь-то можно поздравить?

– Нельзя, – сказал Мишин.

– Почему?

– Потому что я без нее скучаю. Слушай, Савельич, я тебе зачем звоню. Ты приезжай ко мне, посидим, выпьем. У меня виски есть. Сингл Малт, двенадцать лет выдержки, название не прочитаешь. С лосем на этикетке.

Литровая бутыль. Бывшая жена подарила. Прямо вот сейчас приезжай.

– Сейчас не могу, – огорчился Савельев. – У меня сегодня свадьба, я женюсь, я тебе просто не успел сказать.

– Ну, поздравляю! – сказал Мишин.

– Да так не с чем особенно, если честно, – сказал Савельев.

– Да ну? – удивился Мишин.

– Понимаешь, есть проблемы. С характером. Ну и внешние данные тоже.

– Ха! – засмеялся Мишин. – А может, это одна и та же?

– Ты что? – испугался Савельев.

– А то! Может, мы теперь почти что родственники! – обрадовался Мишин.

– Я у нее в паспорте погляжу, – сказал Савельев, подумавши чуть-чуть. – Если там твоя фамилия, всё! Этой свадьбе не бывать! Приеду к тебе виски пить.

– Не выйдет, – сказал Мишин. – С паспортом не выйдет. Мы с ней жили в гражданском браке. Совместное хозяйство вели, но не расписывались. Правильно сделали, кстати. Раз, и разбежались.

– Да, брат, – протянул Савельев. – Огорчил ты меня. Тем более в такой день.

– Ну, ладно тебе! – сказал Мишин. – Что это мы с тобой, в самом деле. Да мало ли на свете злых и некрасивых баб?

– Нет, – сказал Савельев твердо. – Она одна такая.

– Да, – сказал Мишин и вздохнул. – Это верно.

ГОЛОД

Дорогой С.!

Спасибо Вам за одолженные две тысячи рублей, они мне очень пригодились. Но я их не отдам, простите. Или прости? Мы всегда были на «вы», кроме одного вечера в Яропольце, помнишь? Двадцать два года назад. Конференция, банкет, все перепились, и я затащила тебя в свой номер. Ты, конечно, подумал – пьяная разгульная бабенка, а я любила тебя, и это была лучшая ночь в моей жизни. Моя жизнь протекла отдельно от любви, в жизни была работа и много всякого, а в любви был только ты. Я боялась после той ночи, что ты начнешь меня использовать. По работе, например, или в трудную минуту будешь искать у меня утешение и быструю постель. Но вышло еще хуже. Ты мне даже глазами не показал наутро и вообще потом, что ты помнишь нашу ночь. Может быть, ты на самом деле забыл?

Я не отдам тебе долг, потому что не с чего. Пенсии едва хватает на квартплату и самую простую еду, не говоря о лекарствах. Я совсем одна, никого нет. Я продавала все, что было в доме, за что могли дать хоть десять рублей. Остались книги, никому не нужные советские романы, позавчера я стояла с ними у метро, никто не взял, и я их принесла назад.

А вчера я бродила вокруг нашего института и увидела тебя. Спасибо, что ты меня узнал, спасибо, что так легко одолжил мне две тысячи рублей.

Мне просто захотелось поесть. Досыта и вкусно, первый раз за много лет. Сегодня рано утром я пошла в магазин, купила хороший кусок мягкого мяса, настоящую вырезку. Еще купила всяких овощей, и зелень, и молодую картошку, немного, и три мандарина, и одну грушу, и батон свежего темного хлеба, и кусочек голубого сыра на десерт, и пирожное в прозрачной коробочке на сладкое, и баночку сметаны для салата, и сливочное масло для жарки, и пачку хорошего черного чая, и сахару тоже, и еще осталось рублей пятьсот, и я, пропадай все на свете, купила бутылку красного французского вина за четыреста тридцать. Безумие, конечно, но напоследок можно.