Площадь диктатуры
Шрифт:
"А что я тут, собственно, делаю?" - подумал он и пошел к выходу.
В фойе он столкнулся с Мигайлиным.
– Так, мы договорились, Петр Андреевич?
– прервав разговор с Юрой Дорофеевым, спросил Мигайлин.
– Кстати, за кого надо агитировать в Петроградском райсовете?
– За очень достойного человека, подполковника в отставке, который выступает за реформирование армии и флота. Я вас с ним познакомлю, вы сами убедитесь. Это - Кошелев Павел Константинович, военный пенсионер.
– Кошелев, так Кошелев, - согласился Рубашкин.
4.16. НЕЧАЯННЫЕ РАДОСТИ...
Справка, которую дал Таланов, оказалась воистину бесценной. Рубашкин фактически переписал ее, вставив собственные замечания почти в каждый абзац. Статья получилась едкая, но он был уверен, что напечатают во-первых, она касалась торговли, самого наболевшего, что интересовало всех; во-вторых, в статье были совершенно неизвестные цифры и факты. В общем, статья вышла сенсационной.
Рубашкин работал всю ночь, воздух в кухне стал синим от сигаретного дыма. В начале седьмого он последний раз ударил по клавишам пишущей машинки. Чтобы не подвести Таланова он подписался псевдонимом и решил сразу же ехать в редакцию, чтобы застать Кокосова. Тот обычно приходил раньше всех, не позже половины восьмого, и Рубашкин хотел отдать ему статью, как можно раньше. Он не стал завтракать, только выпил еще одну чашку кофе и заставил себя проглотить бутерброд с сыром.
На улице было сыро и сумрачно, фонари уже погасили. Кроме Рубашкина на остановке никого не было, и он ждал троллейбуса не больше пяти минут. Внутри было пусто, Рубашкин уселся на свое любимое место - справа от кабины, откуда через лобовое стекло было видно далеко вокруг.
– Молодой человек, вы не прокомпостировали талон, - крикнул в динамик водитель.
Рубашкин протянул в открытую дверь кабины красное удостоверение "Вечерки" и, не дождавшись ответа, вернулся на прежнее место.
Тем временем троллейбус, неторопливо взгромоздился на Мост Строителей - "Когда-то он назывался Биржевым", - сонно подумал Рубашкин - и, шурша по мокрому асфальту, покатился вниз к стрелке Васильевского острова. Вокруг со всех сторон плескалась темно-серая, предрассветная Нева, на другом берегу в плотном тумане едва виднелись черные фигуры скульптур на крыше Зимнего дворца. Все было, как всегда по утрам - величественно, стыло и пусто. Но сегодня Рубашкин думал о другом. Он помнил свою статью почти наизусть и повторял про себя то, что написал. Потом не выдержал и достал из кармана свернутые в трубочку, чтобы не помялись, листы бумаги.
"Сюда надо вставить отбивку - что-нибудь вроде "а как же иначе", с восклицательным знаком. Нет, лучше сразу поставить вопросительный, корректор все равно заменит, так уж лучше самому", - думал он, чиркая карандашом на полях.
Он вышел у Гостиного двора, на одну остановку раньше. Впрочем разница была небольшой, и через несколько минут он вошел в кабинет Кокосова. Тот уже был на месте и сосредоточенно лил кипяток в почерневшую от накипи чашку.
– Думаешь, есть время читать?
– возмутился Кокосов,
– За ночь три ограбления и одно убийство, в номер давать надо, а ты что принес?
– Прочти, Витя, - попросил Рубашкин, - я всю ночь работал.
– Забирай свою пачкотню, а то порву и выброшу.
– Очень прошу, хоть первую страницу, если не понравится, бросишь, попробовал уговорить Рубашкин.
– Садись звонить в ГУВД - пусть колятся на подробности, - скривившись от чересчур горячего чая, Кокосов отодвинул рукопись на край стола.
Рубашкин понимал, что его статья - не репортаж и не короткая информация, и Кокосову читать ее действительно незачем. Но без его одобрения, никто в редакции ее не возьмет.
– Давай поспорим, - вспомнив о фантастической азартности Виктора, предложил Рубашкин.
– Если прочтешь первые две страницы, и материал не понравится, то я ставлю бутылку, а если статья пойдет - то ты.
– Так нечестно! Я ничем не рискую: ведь, если пойдет, то и двумя не обойдешься. Это ж будет твой первый "кирпич"*, его обмыть положено, засомневался Кокосов.
– Риск - благородное дело. Кто не рискует, тот с друзьями не пьет!
Кивнув, Кокосов взял рукопись. Не дочитав первой страницы, он схватил карандаш и что-то вычеркнул. Перевернув лист, он почиркал еще, и Рубашкин заметил, как изменилось его лицо.
– Все ясно, дальше не буду. Тебе крупно повезло. Сегодня Грачев дежурит, а Воронов куда-то отпросился, значит, есть шанс. Пошли скорей, вскричал Кокосов и, схватив статью, выскочил из кабинета. Рубашкин еле успел догнать его перед кабинетом Грачева, который работал вторым заместителем главного редактора и в отличие от других приветливо здоровался с Петром, иногда даже пожимал ему руку.
– Горит?
– удивленно спросил Грачев.
– Брось все, читай, что Рубашкин принес, - воскликнул Кокосов.
Одев очки, Грачев взялся читать. Кокосов взволнованно ходил из угла в угол, а Рубашкин, о котором забыли, неловко мялся в коридоре у открытой двери, не решаясь войти.
– Откуда информация?
– дочитав до середины, спросил Грачев.
– Откуда фактуру достал? Что пнем стоишь, отвечай, когда спрашивают! закричал Кокосов.
– Вот справка Главного управления торговли, - через порог ответил Рубашкин.
Кокосов выхватил справку и передал ее Грачеву
– Да, вы зайдите, Петя, - рассеянно сказал тот, быстро перелистывая страницы.
– Ну, что?
– нетерпеливо спросил Кокосов.
– Сокращать надо. Здесь убрать ерничество, а здесь и здесь переделать, - Грачев показал Кокосову на разложенные по столу листы рукописи.
– Пусть автор займется, я его от оперативки* освобождаю, - решил Кокосов и, уходя, хлопнул Рубашкина по плечу: - До двенадцати - свободен!
– Такого материала давно не было, - вздохнув, сказал Грачев.
– Но уж больно скандально. Вы уверены, что газету не поймают на вранье?
– Уверен! Справку мне депутаты дали, - скрывая волнение, ответил Рубашкин.