Площадь диктатуры

Евдокимов Андрей

– Кредиты разворуют, а дефицит так и останется дефицитом! Ты эту кооперативную публику только по телевизору видел, а я ими так наелся, что блевать хочется. Среди них треть - круглые дураки, а остальные - помесь волка с голодным шакалом. Этим всегда мало! Получат кредиты и вместо кирпича джинсы-варенки под "Леви Страус" начнут выпускать!
– кричал Горлов.

– Не кипятись, Боря! Статья напечатана, так зачем волну гнать. Вот выиграем выборы, тогда и решим, кто прав, - сказал Рубашкин.

– Не хочешь слушать, так черт с тобой, - буркнул Горлов и, будто

вспомнив, добавил:

– Я улетаю в командировку недели на полторы.

– А как же выборы?
– растерялся Рубашкин.
– Как же наш план? Без тебя все развалится.

– Ничего не развалится! Все налажено, как у Кутузова перед Бородино.

– Ты не должен уезжать. Мы на тебя надеялись, мы тебе доверяли. Послезавтра должен Ельцин приехать, мы хотели тебя познакомить, - растерянно бормотал Рубашкин.

– Сперва сам с ним поговори. Если он подпишется под вашей бредятиной, то, значит, он такая же манда как ты, и меня он не интересует.

– Все-таки нельзя тебе уезжать!

– Пойми, Петя, не могу. Десятки людей от меня зависят и деньги, очень большие деньги.

– Далеко летишь?
– чувствуя, что уговоры бесполезны, спросил Рубашкин и, услышав, что в Северодвинск, обрадовался.
– Это же совсем рядом. Если понадобишься, два часа лета. Дай слово, что вернешься, если без тебя зарез.

– Вернусь, если зарез, обещаю. Устроюсь, позвоню, как связаться, - усмехнувшись, ответил Горлов.
– Только ты уж, пожалуйста, больше не пудри людям мозги. Кисельных рек с молочными берегами еще долго не будет.

4.4. Мы ночного солнца не заметим

Горлов чувствовал, что, уезжая за полторы недели до выборов, поступает нехорошо, но после разговора с Цветковым ничего другого не оставалось.

– Ты на Котова бочки катишь, а он тебя уже второй раз выручает, - кричал Цветков.
– И, между прочим, расплачиваться за твои выкрутасы приходится мне.

– Вычти из моей доли!
– обиделся Горлов.

– Еще пару таких приключений, и от твоей доли ничего не останется!

– Эту потратим, другую заработаем, - попробовал пошутить Горлов, но Цветков продолжал кричать:

– Ни хрена мы не заработаем, если ты в политику ввязываешься! Да еще не с теми, с кем нужно. Я бы понял, если бы ты Котову помогал - это дело стоящее, с властью надо крепко дружить. А ты связался с какими-то засранцами.

– А если эти засранцы придут к власти?
– спросил Горлов.

– Ни в жизнь! Наши казаки уже нагайки сплели: так задницы прочистят, что они своего папу Мойшу навек забудут.

– Ты имеешь в виду Михаила Сергеевича?

– Конечно его… - начал Цветков, но вдруг замолчал на полуслове.

– От Кубани до Москвы далеко, а до Питера еще дальше. Пока твои казаки шашки наточат и коней напоят, поздно будет. Против танков не выдюжат казачки с сабельками, - сказал Горлов, не заметив, что слово в слово повторяет Рубашкина.

– Ты думаешь, у этой шелупони есть шанс?
– помолчав, спросил Цветков.

– Будто ты газет не читаешь?

– Почему же? Почти каждый день смотрю "Советскую

Кубань" - хорошая газета, там объявления начали печатать, где, что продается и кому, что надо.

– Я тебя подпишу на "Жэнь-минь-жибао"[66] или еще лучше: "На страже Балтики". Есть такая газета, издает Политотдел Балтийского флота. Она у меня как раз под рукой. Вот, послушай!
– не выпуская трубку, Горлов развернул, лежавшую возле телефона газету.

"Надо будет спросить у Нины, откуда здесь это взялось", - подумал он и, быстро проглядев передовицу, прочитал вслух: "Идеологи буржуазии и кое-кто из доморощенных так называемых демократов не понимают, да и не хотят понять в чем "секрет" несокрушимой мощи Советской Армии и Военно-Морского Флота. Наши противники не желают признать, что всеми помыслами и поступками советских людей руководят благородные идеалы коммунизма, пламенный советский патриотизм и непримиримая ненависть к врагам Родины. Кое-кто ослеплен классовой ненавистью, другие поддались на медовые посулы идеологических диверсантов, эмиссаров западных разведцентров…"

– Телефон, между прочим, денег стоит. Хватит, бабки жечь дурью, - прервал его Цветков.
– С тобой спорить что лить против ветра. Ты, Боря, кого хочешь - уговоришь. В общем, давай договоримся: выручаю последний раз. А, чтобы ты лучше понял, сходи сам к Котову…

– Да, ну его к черту!
– возразил Горлов.

– Не к черту, а к Котову. Иди к нему и передай сколько надо. Его обычную сумму возьми из кассы, а про остальное договаривайся сам. Сходишь, поговоришь, может, вдруг и поумнеешь в нужном направлении.

Горлов подумал, что спорить не стоит - можно понять Цветкова, у него своих дел невпроворот.

– В каком направлении умнеть?
– примирительно спросил он.

– В северном направлении и не позже, чем послезавтра. Наш вагон уже пришел на завод в Северодвинск, второй завтра будет в Мурманске. Нужно, чтобы ты там распорядился, кому чего и сколько. Иначе половину разворуют.

– Ты имеешь в виду продукты, которые мы обещали?

– Не бомбы же туда слать? Там своих хватает. А ты должен, как можно скорее перегнать пароход на завод и снять вооружение. Опять же, без своего глаза нам такую разделку наворотят, что мы еще в долгу останемся. В июне пароход должен уйти, иначе штрафные санкции.

– Я же говорил, что раньше августа подписывать нельзя, - возразил Горлов.
– Чтобы к июню успеть - немыслимое дело, это же трудовой подвиг, как полет на Марс.

– Знаю, но фирмачи уперлись - не сдвинуть: либо укладываемся в их сроки, либо "ариведерчи Рома"! А куда денешься, мы уже столько вбухали, что не согласиться - верный абздец. Вспомни, какие бабки ты адмиралам переправил. А во сколько нам Москва обошлась? Если скажу, сколько я взаймы взял, у тебя волосы на жопе выпадут. Половину Дворца Съездов купить можно! Отдавать в июле, и без аванса мне не открутиться. Но аванс будет, когда железо переплывет через границу. Короче, выхода не было, потому и подписали контракт с басурманскими сроками.