Площадь диктатуры
Шрифт:
– Слухи о бесконтрольности "600 секунд" сильно преувеличены, - улыбнувшись, заметил Гидаспов.
– … по нашим подсчетам сведения распространятся среди подавляющей части населения за три, максимум - четыре, дня, - закончил Сурков.
– Я спросил о политических последствиях, - напомнил Гидаспов.
– Мы не располагаем методами, позволяющими давать точные оценки, однако наши специалисты считают, что на результаты голосования это не повлияет.
Мнения специалистов Сурков не знал потому, что таких специалистов у него не было, но говорить
– Боюсь, ваши специалисты ошибаются, - сказал Гидаспов и, сощурившись, чтобы не надевать очки, заглянул в лежавшую перед ним бумагу.
– Ваш вариант очень опасен, да, очень опасен. Мы рискуем прогреметь на весь Союз, причем скверно прогреметь, как уже случилось с нашим митингом. Его ославили на весь Союз как отрыжку сталинизма и навязали имя собственное: "гидасповский"! А какие-то оголтелые мерзавцы умудрились прилепить мне кличку "Гестапов". Согласитесь, что при всей вздорности, узнавать такое - радости мало.
– В наших сводках ничего подобного не было, - возмутился Сурков, прекрасно знавший, что первый секретарь Обкома ничуть не преувеличивает.
– Да, в еженедельных справках, которые поступают в Обком, этого не было. Но я узнал из других, не менее надежных источников. По-человечески вас понимаю - вы не хотели меня расстраивать. С одной стороны я ценю вашу деликатность, но с другой - имею основания думать, что мое УКГБ может лукавить: что-то скрыть, а что-то подать в искаженном свете.
Сурков вспомнил о разносах и выволочках, которые по разным поводам устраивал ему Гидаспов, но говорить об этом или даже дать понять, что он таит обиду, было совершенно ненужно и вредно.
– Пожалуй, вы правы, Борис Вениаминович, - подумав, согласился Сурков.
– Должен признать, что я лично запретил включать эту информацию в обобщающие справки. И вы верно вскрыли мотивы этого решения. Мы с вами знакомы не первый год, и я уважал вас задолго до того, как вы стали Первым, а после мое личное, как вы точно подметили, человеческое отношение к вам нисколько не изменилось.
– Я никогда не сомневался в вашем добром товарищеском отношении, равно как и в вашем высоком профессионализме и вашей принципиальности. Тем более, мне хотелось бы слышать ваше откровенное мнение о возможности предотвращения митинга таким способом, чтобы полностью исключить риск какого бы то ни было скандала. А в предлагаемом вами варианте риск недопустимо велик. Вы согласны, Алексей Анатольевич?
– Риск, безусловно есть, Борис Вениаминович, и немаленький…
– Немаленький - значит большой?
– Очень большой!
– глядя в глаза собеседнику, ответил Сурков.
– И я хорошо понимаю, что - извините за каламбур - если прогремим, то наверняка и загремим. Мягкого выхода из ситуации, аналогичной тбилисской, сейчас не будет.
– И все-таки настаиваете на вашем плане?
– спросил Гидаспов.
"Хочет
– Работа проводилась по поручению Обкома. Я не настаиваю на реализации именно данного оперативного плана, но другого, лучшего - нет.
На самом деле другой план был, - точнее не план, а предварительные проработки. Но Сурков пока не решил, надо ли делиться этим с Гидасповым. Первоначальный замысел предложил Беркесов, тот самый, который нашел замечательный выход из проваленной операции "Волокдавы". Беркесовская комбинация была задумана блестящей, хитроумной и при полном напряжении всех сил реально осуществимой.
"Подожду, пусть сам что-нибудь предложит", - подумал Сурков, чуть подав вперед корпус. Это движение было хорошо заученным, из того арсенала приемов, которые применялись всеми разведчиками во время речевых контактов с объектом, воспринимающим его подсознательно как предельное внимание и сосредоточенность собеседника.
– Так-таки нет?
– хитро подмигнув, переспросил Гидаспов.
– Можно, например, превентивно изолировать сотни две зачинщиков. Мы с такой задачей справимся за сутки. Но в этом случае, как вы понимаете, огласка неизбежна. Она при таких операциях, можно сказать, заранее запланирована. Поэтому для задействования подобного мероприятия необходимо политическое решение ЦК.
– ЦК на это никогда не пойдет, а нашего уровня, думаю, вам не хватит! Но даже, если бы бюро Обкома приняло такое решение, в чем я, признаться, не уверен, реакция была бы хуже атомного взрыва. Вообразите, что затрубят наши враги: дескать, на шестом году перестройки и перед самым открытием Съезда народных депутатов у нас, в Ленинграде начались массовые репрессии!
– Мы предвидим все это и поэтому не предлагаем, хотя порой терпение на пределе и вот-вот истощится, - вспомнив недавнюю встречу с Крючковым, сказал Сурков.
– А что вы скажете относительно переноса митинга к "Юбилейному"?
– спросил Гидаспов.
"И дался же ему этот митинг! Грамотный аналитик должен считать на десять шагов вперед, а этот уперся, будто от митинга зависит конец света", - с досадой подумал Сурков. Он специально тянул время, затягивая нудный разговор, пытаясь определить, следует ли предлагать Гидаспову собственный вариант решения.
– Ладно, давайте отложим. Время есть, надо все взвесить, тогда и решать, - вздохнул Гидаспов.
– Что там у вас еще?
– Вы просили доложить по ситуации со Съездом.
– Да, на следующей неделе выезжать, а все как в тумане. Из ЦК прислали справку, что предстоит решить два ключевых вопроса: об отмене 6-й статьи и введении поста президента. Между строк видно, что Горбачев теряет доверие партии и пошел ва-банк. Если отбросить шелуху, то суть проста: он сдает демагогам партию, а взамен получает личную власть. Правда, пока власть неотделима от партии, но только до тех пор, пока не будет выстроена новая властная вертикаль, - оживленно объяснял Гидаспов.