Площадь диктатуры
Шрифт:
– Тише, - толкнул ее муж.
– Давайте посмотрим в прихожей, - согласился майор.
– Вот же она!
– закричала соседка.
– Это ваша куртка?
– как-то вкрадчиво спросил майор, снимая ветровку с крючка.
– Понятые, внимание!
– майор осторожно обшарил карманы. Кроме носового платка, пробки от шампанского и спичек там ничего не было.
– Смыв надо сделать, - сказал один из милиционеров.
– Да она же вся промокла, - ответил другой и повернулся к Горлову.
– Почему куртка мокрая?
–
– Все-таки смыв сделать надо!
– Вам надо, вы и делайте, - вдруг окрысился майор, - а у нас и так дел хватает. За ночь четыре кражи и две групповых драки с ножевыми и нанесением тяжких.
Маша с Никитой испуганно выглядывали из-под одеял, но их комнату осматривали как-то наспех, больше для проформы.
– Ну, ладно, пора заканчивать, - огорченно сказал милиционер и направился к выходу.
– А протокол? Кто протокол писать будет?
– крикнул ему вслед майор.
– Да, протокол обязательно, - вспомнив, что рассказывал ему Рубашкин, сказал Горлов.
– Понятые! Понятым остаться!
– рассвирепев, заорал майор, но их соседи вышли, сделав вид, что не слышат.
– Что же делать? Без понятых протокол недействителен…
– Давайте акт составим, что понятые ушли без разрешения, - предложил Горлов.
– Нужно им мое разрешение, как прошлогодний снег, - буркнул майор и, наконец-то сняв шинель, уселся за стол. Промучились еще час, измарав листов десять, а под конец выяснилось, что фамилии понятых майор не знает. Горлов догадался сбегать в регистратуру. Оказалось, что соседей только что увезла милиция, но их фамилию сказали.
– Ну и хрен с ними, Федосеевы - так Федосеевы - майор чуть было не плюнул на пол, но вовремя сдержался.
– А вас-то как зовут, - подписывая протокол, спросил Горлов.
– Что я? Я человек известный. Майор Иван Иванов из 81-го отделения, меня здесь вся шпана за версту по походке узнает. Давай выпьем на посошок.
Горлов мигнул Нине, и она принесла запасенную на всякий случай бутылку водки. Разлили по полстакана и, закусив взятыми из холодильника бутербродами, добавили столько же.
– Скажи, Ваня, что все-таки искали?
– слегка захмелев, спросил Горлов.
– Что было, того не было! Если ты не знаешь, и не надо! Не положено знать! Хороший ты человек, Боря. Хорошо, что все пронесло, но больше не попадайся, - майор очень быстро покраснел и стал заплетаться.
– Если что, звони в отделение, звони, Боря, милиция своих не сдает, - говорил он, путаясь в рукавах шинели. На прощание они обнялись и договорились как-нибудь вечерком посидеть без суеты.
– Моего друга не обижать!
– рявкнул он на кого-то в коридоре.
– Они больше не придут?
– выглянул из своей комнаты Никита.
– Не придут, одевайся скорее, а то на ужин опоздаем, - Горлов взял сына на руки и отнес на кровать. Мешочек с подарками лежал нетронутый.
–
– Маша на кухне нашла, - зевнув, ответил Никита.
Горлов послюнил палец и лизнул прилипшие крупинки. Вкус был такой же, как у выброшенного вчера порошка.
– Гадость, надо вытряхнуть и вымыть, - решил он и понес елку в ванну.
– Оставьте, после посмотрю, - едва сдерживаясь, буркнул Косинов застывшему перед ним Федорову.
– Разрешите идти?
– хмуро спросил тот.
– На белом катере…
– Не понял, товарищ полковник.
– К вашей матери на белом катере! Теперь понял? Иди!
Косинов, взял оставленный Федоровым документ и, морщась, подписался.
АКТ
Комиссия в составе начальника отдела тов Косинова Б.В., зам. начальника отделения Воронкова П.К. и старшего оперуполномоченного Федорова А.М. составили настоящий акт в том, что в ходе оперативных мероприятий по КСО "Дымок" использовано и безвозвратно израсходовано 12,5 (двенадцать с половиной) граммов специального средства категории "Ц".
Данный материал подлежит списанию с ответственного хранения склада особо ядовитых и наркотических препаратов медсанчасти УКГБ по Ленинграду и Ленинградской области…
2.4. Уводили его на рассвете
Новый год встречали три дня подряд, а утром 4-го Рубашкин ясно почувствовал, будто был голос свыше: пора завязывать. Звали еще и во много мест сразу, но он уже давно обещал приехать к Брусницыну в Комарово, и лучшего повода отвертеться от застолий не было. Уехал, и - все, с концами!
Погода была подходящей: тихая, с легким морозцем. За полчаса ходьбы от станции хмурь, как рукой, сняло. Тропинка к крыльцу была плотно утоптана, а дверь в сенях незапертой.
– С горячим литературным приветом!
– войдя, громко сказал Рубашкин и тут же осекся. В комнате было не протолкнуться: несколько милиционеров и один в штатском. У окна сидела пожилая соседка Брусницына, по ее лицу катились капли пота - крупные и очень заметные.
– Вот и второй понятой, - сказал штатский и повернулся к Рубашкину: - Задерживаетесь, товарищ, ведь к часу договаривались.
– Я не понятой, я в гости, - сказал Рубашкин.
У него тут же отобрали паспорт и посадили в угол.
– Придется подождать до конца обыска, - сидевший за столом майор повернулся, и Рубашкин его узнал. Это был муж учительницы, которая работала в одной школе с Катей. Они познакомились на какой-то вечеринке, где были одни женщины и, выпив, хорошо поговорили. Майор, видно, тоже узнал Рубашкина и едва заметно покачал головой: дескать, не признавайся.
Наконец, пришел второй понятой. Пожилой человек - бледный с трясущимися руками.
– Что же вы так волнуетесь? Обыск ведь не у вас, - сочувственно сказал Рубашкин.