Площадь диктатуры
Шрифт:
"Что же я наговорил у Цветкова про Ларису?" - вдруг подумал он, но ничего не смог вспомнить.
– Подожди минут двадцать, - велел Горлов водителю и пошел вдоль здания туда, где был служебный вход. Вряд ли он смог бы объяснить, почему и зачем он идет.
Горлов не дошел до служебного входа метров двадцать, когда увидел Ларису. Она шла навстречу и не сразу заметила его, а, заметив, резко остановилась.
– У тебя такое лицо… Ты не рада меня видеть?
– остановившись в метре от нее, спросил Горлов.
– Ты мне не позвонил. Я
– Ты сама запретила звонить. Не помнишь?
Лариса шагнула навстречу и взяла его за руку.
– Ты сейчас полетишь со мной, - сказала она.
– Взять и полететь? Я не могу! Ты не представляешь, сколько дел, - растерялся Горлов.
– Ты должен решить сейчас, и я не хочу знать, что может тебе помешать!
– воскликнула Лариса.
– Хорошо, я полечу, куда хочешь, - больше не раздумывая, согласился Горлов и, улыбнувшись, добавил: "Только надо отпустить водителя. Иначе он будет ждать до конца века".
3.6 Розовая чайка на лазоревом льду
– Я полечу с тобой, куда хочешь. Сейчас!
– повторил Горлов.
– Не надо лететь потому, что хочу я. Только, если мы этого хотим! Мы! Хотим мы - вместе и одновременно!
– Я не хочу, но… но не смогу, невозможно представить, если ты улетишь без меня. Это будет, как… - не знаю как объяснить, - будто клок из сердца вырван, - запинаясь, признался Горлов.
Лариса отпустила его руку и улыбнулась - радостно и доверчиво.
– Дай паспорт и жди меня здесь ровно через час, - сказала она.
Отпустив шофера, Горлов нашел работающий автомат и позвонил домой. Трубку сняла Маша.
– Мама ушла в магазин, а я завтра в школу ни за что не пойду, - ответила она, и ее голос был звонким от гордости.
– Почему не пойдешь? Обязательно пойдешь, - забыв, зачем звонит, рассердился Горлов.
– Не ругайся! У меня настроение хорошее, и ты его не испортишь. Школы больше не будет, у нас карантин по гриппу!
– Тогда другое дело, только смотри не заболей, - предупредил Горлов.
– Я не заболею потому, что уже два часа чеснок до слез ем. Учительница сказала, кто будет есть чеснок, тот наверняка не заболеет. Ну, все! Пока!
– Подожди, - спохватился Горлов.
– Передай маме, что я сейчас уезжаю. Пусть завтра утром позвонит на работу и предупредит. Ты все запомнила? Это очень важно. Не забудь и не перепутай!
– Сейчас напишу и не забуду. Пока!
Горлов повесил трубку, решив обязательно дозвониться до Нины, как только прилетит, но тут же спохватился, что не знает, сколько будет лететь, и где в результате окажется. На табло вылетов светилось девять рейсов: с востока на запад от Магадана до Кишинева и от Фрунзе на юге до Норильска на севере.
Какой-то знакомый мотив вертелся в голове до тех пор, пока он не вспомнил песню Высоцкого.
"Открыты Мурманск! Кушка! Магадан! Ташкент открыт! Но мне туда не надо!" - стало так весело, что хотелось не петь, а закричать
До встречи с Ларисой осталось сорок минут. Он поднялся к киоску "Союзпечати", но тот оказался закрытым. С высоты нескольких ступеней огромный, с футбольное поле зал аэропорта, напоминал муравейник, в который кто-то неосторожно бросил непогашенный окурок. Ежеминутно репродукторы проигрывали несколько тактов, и диктор объявлял об отложенных рейсах, начале регистрации или приземлении очередного самолета. Беспорядочно двигающиеся люди казались сплошной серой толпой, а лица тех, кто проходил поблизости, были усталыми и озабоченными.
"Почему никто не улыбается?" - подумал Горлов и удивился, что не замечал этого раньше - на улицах, в метро или в автобусе. Выходить на холод не хотелось, и, чтобы убить время, он пошел в бар на втором этаже. Там, как назло, толпился народ и было невозможно протолкнуться к стойке.
– Борис Петрович! Присоединяйся!
– крикнули ему из угла, и он узнал инженеров из КБ-44. С одним из них они часто встречались на полигонах.
– Куда летишь?
– спросил тот.
– Если есть время, можно по стаканчику.
– Куда лечу, по совести - не знаю, - ответил Горлов, пожав всем руки. Объяснять не хотелось и, сказав несколько слов, он ушел. "Скорей бы", - нетерпеливо подумал он.
Он прождал сверх условленного почти четверть часа, но Лариса все не приходила. Давно стемнело и ветер усилился - сырой и пронизывающий до дрожи.
– Вы - Боря?
– подойдя, спросила женщина в форме, и Горлов кивнул: "Да, я"
– Вот ваш паспорт с билетом. Посадка через двадцать минут, я провожу. А пока угостите даму шоколадкой!
– Там всюду очереди, не протолкнешься, - сказал Горлов, разглядывая билет: оказалось, что они летели в Мурманск.
– А мы зайдем сбоку!
– сказала женщина и, взяв его под руку, тесно прижалась.
– Пусть и мне от такого мужика перепадет. А то все Лариске, да Лариске.
– Может, вы купите шоколадку без меня?
– спросил Горлов и протянул спутнице десятку.
– Так вы еще и богатый! То-то, смотрю, у вас пальто и шарф импортные. Только шапка не соответствует - сразу видно, что старый кролик. Хотите ондатровую достану? У меня знакомый продает.
– Доставайте!
– засмеялся Горлов.
– Для полного счастья мне только ондатровой шапки не хватает.
Он думал, что Лариса встретит его у самолета, но она подошла, когда он уже устроился в кресле.
– Забыла сказать: мы летим в Мурманск…
– Уже догадался!
– Вернемся завтра утром, около одиннадцати, - она хотела что-то добавить, но ее позвали. Оглянувшись, она нагнулась и поцеловала его в щеку, даже не поцеловала, а только коснулась губами.
– Меня бабушка в пять лет крестила. Тайком свела в церковь и окрестила. Никогда об этом не вспоминала, а сегодня в автобусе вспомнила и все время молилась, чтобы Бог послал встретить тебя, - быстро сказала она.