Площадь диктатуры

Евдокимов Андрей

– Так я речь Гидаспова целый день правил для газеты, наизусть каждое слово помню, даже когда аплодисменты в трансляцию должны включать, - ухмыльнулся тот.
– Завтра прочтешь и сам убедишься.

3.10 Значит, нет для любви возвращенья

Таланов вышел на станции "Технологический институт", чтобы пересесть на Кировско-Выборгскую линию, а Горлов и Рубашкин проехали вместе еще две остановки. Горлов так устал, что не мог связно разговаривать. За эти два дня все смешалось: погрузка и отправка металла,

неожиданный полет в Мурманск и этот нелепый митинг на морозе и ветру. К тому же все это время он пил все, что попадалось - от коньяка до чуть разбавленного спирта. Голова разболелась до рези в глазах, даже говорить было трудно, и Горлов только кивал, едва понимая, о чем говорит Рубашкин.

Он едва дошел до дома, чувствуя себя совершенно обессиленным. Увидев его, Нина хотела что-то сказать, но промолчала и сама повесила его пальто.

– Ничего не хочу, приготовь пожалуйста ванну, - попросил ее Горлов.

Пока наливалась вода, он разделся и в одних трусах присел на бортик ванны. Было такое ощущение, что стоит закрыть глаза - и он тут же отключится.

– Выпей немного чая, - сказала Нина, протягивая чашку. Она была горячей до того, что трудно держать, но Горлов сделал несколько обжигающих глотков, и стало легче.

– Что случилось, Боренька?
– спросила Нина.

– В общем, все в порядке. Сперва закончили отгрузку, потом пришлось улететь, - отвечал Горлов и, опускаясь в горячую воду, тяжело охнул.

– У тебя рубашка до того грязная, что можно испачкаться, и к тому же чужая, - сказала она, собирая его белье.

– Цветков перед отъездом свою отдал, - объяснил Горлов и откинув назад голову, закрыл глаза.

– Он, кстати, уже три раза звонил, просил связаться, как только появишься, ты ему срочно нужен.

– Поем и позвоню, - сказал Горлов.

– У тебя серьезные неприятности?

– Очень! Серьезней не придумать: не знаю, куда деньги девать.

– Ты в самом деле или шутишь?
– обеспокоено спросила она.

– Совершенно серьезно. За эти дни заработал больше пятидесяти тысяч и еще "Жигули" - то ли "девятка", то ли "шестерка", не помню. На днях из Краснодара пригонят.

Горлов открыл глаза и увидел, что Нина улыбается.

– И это все проблемы?
– спросила она.

– А это, по-твоему, пустяки?
– почему-то рассердился Горлов.

– Вот почему ты последнее время какой-то странный, будто сам не свой, и дома тебя почти не было. Из-за этого?

Горлов молча кивнул и, уцепившись за края ванны, медленно, с трудом поднялся. Держа наготове развернутое банное полотенце, она привстала на цыпочки, чтобы накрыть ему спину, и ее лицо оказалось совсем близко. Он хотел обнять ее, но запутался в полотенце, и, целуя его, Нина чему-то засмеялась. Глядя на нее, Горлов тоже улыбнулся.

– Иди в спальню, полежи пока, - неохотно отстраняясь, сказала она.

– А ты?
– спросил Горлов.

– Я что-нибудь приготовлю. Никита уже спит, Маша осталась у подружки, поужинаем вдвоем. Я быстро.

Едва открыв глаза, он понял, что вокруг глубокая ночь. Нина спала рядом, глубоко и ровно

дыша. Горлов догадался, что она специально не стала его будить. Он закрыл глаза, но спать уже не хотелось, мысли были ясными, он чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим. Он вспомнил Ларису, впервые с тех пор, как они расстались, но не смог представить ее лицо. Отчетливым было только ощущение ее рук и губ, будто она все еще с ним, совсем близко. Он стал вспоминать, как они встретились, какое у нее было лицо, когда сказала, - нет, потребовала!
– чтобы он летел с ней. Горлов будто увидел себя снова в самолете, когда они целовались под крики "Горько!" и, удивляясь самому себе, подумал, что не чувствует неловкости или раскаяния и нисколько не жалеет о случившемся.

Потом он вдруг вспомнил, что должен позвонить Цветкову, и пошел в коридор к телефону, плотно закрыв двери в спальню и в комнату, где спал Никита.

Соединилось быстро, но прошло минуты две прежде, чем Сергей снял трубку.

– Да, ты знаешь, сколько сейчас времени?
– сердито спросил он.

– Нина сказала, что срочно…

– Еще петухи не проснулись, хоть бы подождал, пока прокукарекает.

– Ладно, подожду до утра, - виновато согласился Горлов.

– Подожди, не вешай трубку. Тут такое дело, что я уже билет к вам заказал на утро - ты-то пропал.

– Никуда я не пропадал, - возразил Горлов.

– Не заливай! Думаешь, не знаю, что ты в Мурманск улетел? Какого черта тебе там понадобилось?

"Значит, за мной следили!" - рассвирепев от мысли, что Цветков осмелился шпионить за ним, подумал Горлов.

– Откуда ты знаешь про Мурманск?
– глубоко вздохнув, чтобы не закричать, спросил Горлов.

– Бабушка по телевизору увидела, - отшутился Цветков.
– Надо завтра, то есть уже сегодня поехать к железнодорожникам…

– Я никуда не поеду и ничего не буду делать, пока ты не объяснишь, зачем установил наблюдение, - повысив голос, пригрозил Горлов.

– Ты серьезно? И даже денег не жалко?
– Цветков, видно, понял: что-то не так.

– Мне не нравится, когда за мной шпионят, и на таких условиях я с тобой работать не хочу, - закричал Горлов.
– Надоело! Понимаешь, надоело!

– Не делай глупости, Боря! Ну, пошутил неудачно, так зачем в бутылку лезть? Никто за тобой не шпионил. Приехали ваши, питерские из "сорок четверки", случайно разговор зашел, они сказали, что видели тебя на посадке, а ты, вроде, был не в себе, даже не выпил с ребятами… Мир-то, понимаешь, тесен.

– Ладно, проехали, извини, - буркнул Горлов.
– Так что случилось?

– Нужно срочно переадресовать наши вагоны в Одессу. Часов в восемь подъедет водитель, - ты его знаешь, - у него все бумаги: куда, кому, по какому адресу. Я их вчера с самолетом передал. Подъедет - сразу садись и поезжай на Сортировочную к тому хмырю, который нас оформлял.

– Сразу не получится. Мне, между прочим, на работу надо. Я и так вчера почти целый день прогулял. Это ты - главный инженер, сам себе начальник, а я мелкая сошка. Трудовая дисциплина для меня писана.