Площадь павших борцов
Шрифт:
– Спят, - сказал Хильгер, - и ничего не изменилось, только у ворот посольства стали шляться милиционеры.
– Включите радио, - указал Шуленбург...
Война уже громыхала по русской земле, уже выли от боли раненые, уже горели дома и деревни, а дикторша московского радиовещания вела урок утренней гимнастики:
– Вдохните глубже... та-а-ак. Теперь поднимем левую ногу. Пятка правой остается на упоре. Опускаем правую руку. Прыжок! Еще прыжок... выше, выше, выше! Дышите глубже.
Рушились бомбы на города, дома, погребая в своих руинах тысячи
Шуленбург пребывал в полном отчаянии:
– В чем дело? Неужели скрывают войну от Сталина...
Сталин узнал о начале войны - от Молотова.
– Пограничный инцидент?
– не поверил Сталин.
– Нет, война...
Все видели, как от лица отхлынула краска. Сталин кулем опустился на стул. Все молчали, и он молчал. ("Гитлер обманул Сталина, а Сталин обманул самого... Сталина!" - именно так было заявлено потом на Нюрнбергском процессе.)
– Надо задержать немца, - произнес он.
– Маршал Тимошенко уже отдал приказ по западным округам, чтобы противника не только задержали - уничтожить его!
– И... уничтожить, - как попугай повторил Сталин.
Из Генштаба прибыл генерал Ватутин с докладом:
– Германская армия наступает по всему фронту - от моря и до моря, рано утром немцы уже отбомбились по городам, список которых слишком велик, бон идут на советской земле. Сталин сразу сделался меньше ростом, словно пришибленный сверху чем-то тяжелым, а слова его были самые похабные:
– Великий Ленин завещал нам великое пролетарское государство, а вы (он не сказал "я"!), " все вы просрали его!
Всего несколько часов назад Лаврентий Берия отдал приказ "растереть в лагерную пыль" арестованных им разведчиков, которые докладывали, что нападение свершится сегодня, а теперь что он мог сказать в утешение своему грузинскому другу? Что мог сказать трусливый Калинин? Подлейший Каганович? Палач и карьерист Маленков? Ничем не могли они утешить своего сюзерена и потому молчали.
Сказал сам Сталин:
– Я ухожу... отказываюсь. Мне больше ничего не нужно. Вы тут сами нагадили, сами и разбирайтесь.
Берия гортанно выкрикнул что-то по-грузински.
Сталин махнул рукой и уехал, чтобы скрыться на загородной даче. Тут все члены Политбюро разом заговорили, что вот, мол, хорошо ему, взял да уехал, а мы тут теперь, давай, разбирайся, где лево, где право, кто виноват, кто прав. Сообща решили тоже ехать на дачу, вернуть машиниста к рычагам правления, чтобы тянул воз дальше. Увидев своих приспешников, гуртом входящих к нему, Сталин аж затрясся от страха - вот сейчас всей кучей навалятся, свяжут, как цуцика, и потащат в Бутырки, а сами начнут делить - кому стул, кому кресло, кому престол. Но члены Политбюро чуть не падали ниц перед ним, взывая вернуться на государственный Парнас, и тут Сталин ожил, обрел прежний вид, стал возвещать:
– Нельзя, - сказал он, - чтобы народ узнал то, о чем докладывал Ватутин... паника
Какой уже час шла война, а народ так и не был о ней оповещен. Обращаться к народу по радио Сталин не желал, потому что теперь ему пришлось бы говорить совсем не то, что говорил он еще вчера, и все внимали ему - стрепетом.
– Вон Вячеслав, - показал Сталин на Молотова, - это он лизался тут с Риббентропом... пусть и оправдывается!
Во все времена русские цари, если начиналась война, сами обращались с монаршими манифестами, объясняя народу, кто войну начал и ради чего эта война ведется.
Но это - цари, а вот генеральный секретарь партии решил пересидеть эти дни в кустах, не высовываться в полдень (только в полдень!) Молотов обратился к народу по радио, называя слушателей "граждане и гражданки", будто он прокурор, а перед ним сидят подсудимые, ожидающие удара мечом Фемиды. Молотов скачал, что Гитлер обрушил бомбы на наши спящие города, "причем убито и ранено более двухсот человек...". Нагло врал! Откуда эти двести человек, если весь запад страны полыхал в огне и замертво полегли в первых боях уже сотни тысяч... В этот же день по радио прозвучали слова, ставшие почти государственным гимном:
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идет война народная
Священная война...
Но многое в этом дне осталось и неизвестным для нас!
Немало и сомнительного. Вслед за Сталиным наши историки хором твердили, что договор с Германией был очень выгоден для СССР, ибо за эти два года (1939 - 1941) наша страна как следует подготовилась к отражению нападения. Верить этому наглейшему вранью нельзя! За эти два года ничего не было сделано для того, чтобы подготовить мощный контрудар по агрессору.
Сталин успехи вермахта объяснял внезапностью и вероломностью нападения. Это для народа начало войны казалось внезапным. Но Сталина-то ведь каждый день извещали о замыслах Гитлера, значит, для него война и не могла быть внезапной. Не было и "вероломства", ибо глупо было бы требовать от Гитлера, чтобы он заранее предупредил Сталина о своем нескромном желании немножечко потревожить его величие своими панцер-дивизиями... Наконец, скажу последнее и самое постыдное: наша великая держава, вступая в эту войну, совсем НЕ ИМЕЛА СОЮЗНИКОВ, - результат "гениальной" дальновидности самого Сталина и его прихлебателя Молотова.
Правда, был у нас один союзник - очень надежный.
Это монгольский деятель Хорлогийн Чойбалсан.
Замечательный союзник!
В первый день войны до Мехлиса прорвался с фронта звонок телефона кто-то из генералов кричал, что его атакуют.
– Словам не верю, - отвечал Мехлис.
– Составьте подробное донесение по форме, и тогда все будет ясно...
Дожили! Там его, бедного, немцы уже лупят во всю ивановскую, он уже не знает, куда деваться, а товарищ Мехлис советует разложить лист бумаги, обмакнуть перышко в чернила и, проставив дату, подробно описать, как его здесь убивают...