Площадь Согласия. Книга 2. Навстречу счастью
Шрифт:
— А послезавтра?! — скривился он. — Послезавтра мы снова окажемся в одной постели, потому что должны создавать видимость отношений? Запомни, я никуда с тобой не пойду ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра! — отчеканил он. — Выкручивайся, как хочешь, мне это глубоко безразлично.
— Но сегодня день рождения мамы, — сообразив, что перегнула палку, попыталась объяснить Лида. — Тебе придется приехать.
— Хорошо… Если ты продолжаешь настаивать, сегодня я снова встречусь с твоими родственниками. Только на этот раз я скажу им все как есть: тебя не люблю, жениться на тебе не собираюсь и готов хоть сегодня вылететь
— Я вижу, ты и вправду болен, — промолвила Лида после паузы и добавила: — Только помни, есть еще твой ребенок.
Алексей замер, посмотрел на Лиду ненавидящим взглядом и выдавил:
— Уйди…
Стоило закрыться двери, как он снова упал ничком на кровать, попытался забыться…
В субботу вечером в комнате Радченко появился Кушнеров. За пять дней, пока они не виделись, Артем похудел, осунулся и даже посерел лицом. Скрыть неприятные новости от Инны оказалось невозможно — институт гудел как растревоженный улей. Везде — в коридорах, аудиториях, туалетах — говорили только о Радченко, Крапивиной и Тишковской. В ту же ночь с угрозой преждевременных родов Кушнерову забрала «скорая».
— Устал! — бросил он с порога. — Инка третий день на капельницах, каждое утро смотрит на меня с надеждой, а мне сказать нечего… Душа на части разрывается: за нее, за ребенка… Угораздило ж тебя так не вовремя!
— А разве такое бывает вовремя?
Алексей тяжело встал с кровати и посмотрел на себя в зеркало: бесформенные спортивные брюки, майка неопределенного цвета, сам всклокоченный, небритый…
— Выпить, что ли? — коснулся он рукой щетины. — Компанию составишь?
— Составлю, только сначала прими душ. Хлеб есть?
— Одолжи у ребят. — Алексей подхватил полотенце и поплелся в душевую. — Водка там, где всегда.
Минут через десять, раздобыв хлеба, сала и еще кое-чего съестного, Кушнеров достал из шкафа бутылку и в ожидании друга принялся просматривать толстую стопку Тамариных фотографий на столе.
— Откуда их у тебя столько? — спросил он у появившегося в дверях Алексея.
Тот молча сгреб снимки в шуфлядку.
— Ладно, — нисколько не обиделся Артем и откупорил бутылку. — За что будем пить?
— Зато, чтобы все быстрее завершилось.
— Согласен.
Чокнувшись, они залпом выпили по одной, потом еще по одной, затем в комнату постучался Щедрин с бутылкой водки. Но вечер этим не закончился: через какое-то время в ход пошла еще одна бутылка из шкафа.
Душевная драма, которую в эти же дни переживал Пашка, была не менее трагичной, но на фоне громких событий, связанных с Радченко, внимания ей уделялось меньше. Ну подумаешь, Ленка ему изменила! Они всегда казались странной парой: рыжеволосый долговязый Щедрин, к которому никто не относился серьезно, и симпатяга Яблонская, с трогательно-томным взглядом из-под длинных ресниц. С самого первого дня Пашка знал, что внешне проигрывает Ленке по всем статьям, и все же добился ее внимания. Более того, стал ее первым мужчиной, влюбился и поверил в то, что это чувство взаимно. Он даже успел сделать ей предложение!
— Да как она могла?! — делился Щедрин с приятелями своим горем. — Ведь я, можно сказать, ее взрастил, воспитал! А она мне изменила с каким-то выскочкой из художественной самодеятельности! Да если бы я захотел, то запросто стал бы великим артистом, не зря же
Заливая горе водкой, двое мужчин по очереди сетовали на прихоти судьбы, не замечая при этом, что чувства одного из них с точностью до наоборот повторяют переживания другого.
Третий из присутствующих понимающе кивал и поддакивал и тому и другому. Мужская солидарность в женском вопросе — вещь, надо сказать, непотопляемая! И чем больше становилось пустых бутылок, тем быстрее эта солидарность превращалась в мощное трансатлантическое судно.
Около двенадцати первым отключился Щедрин, за ним Кушнеров. Алексей обвел мутным взглядом две занятые кровати, встал, непонятно зачем подхватил Тамарину дорожную сумку и вышел из комнаты.
Дверь на шестом этаже открыли тут же, но, судя по явному разочарованию на заплаканном Ленкином лице, ждали там не Радченко.
— Чего ты снова приперся? — не собираясь пускать нежданного гостя дальше порога, спросила она раздраженно. — Нету твоей Тамары, и когда будет, не знаю! Все ее фотографии куда-то унес, что я ей скажу?.. Ты Пашку видел? — вдруг спросила она дрогнувшим голосом.
Не проронив ни слова, Алексей отстранил Ленку, пошатываясь, добрел до Тамариной кровати, взял в руки подушку, прижал к лицу, вдохнул полной грудью родной запах, упал в нее головой и мгновенно уснул. В ожидании, чем закончится эта киношная сцена, девушка с минуту молча похлопала глазами, но, сообразив, что кино прервалось, шагнула к кровати и принялась тормошить Радченко за плечи. Что она только ни делала, пытаясь его разбудить: пробовала перевернуть, стащить с кровати за ноги, но ни на одну из этих яростных попыток Леша не реагировал. В конце концов Ленка тяжело вздохнула, с трудом оторвала от пола его согнутые в коленях ноги, уложила на покрывало, сунула ему под голову подушку и приоткрыла створку окна: не хотелось задохнуться в парах алкоголя…
…Хочешь не хочешь, но надо было браться за диплом. После длительного домашнего заточения и воскресного бодуна в понедельник утром Радченко решил сходить в институт. Прямо у крыльца общежития его плотным кольцом окружили Тамарины приятели.
— Слушай, ты, Казанова, — даже не сделав попытки протянуть руку, прошлепал толстыми губами Хомяков. Алексей удивленно вскинул брови: он был хорошо знаком со всеми ребятами и такое обращение выглядело весьма странно. — Запомни: Томка нам не чужая. Мы-то думали, что у тебя с ней все по-честному, по-настоящему, а ты оказался редкостным гадом. Трогать тебя мы не станем, нам этого сама же Томка не простит. Но если ты снова начнешь пудрить ей мозги и подойдешь ближе, чем на десять метров… — Голос его зазвучал угрожающе.
Алексей непроизвольно сжал кулаки: да кто смеет разговаривать с ним таким тоном? Молокососы, возомнившие себя народными мстителями? Какое им дело до его отношений с Тамарой?
— Так, ребята: тихо, разошлись, — услышал он за спиной голос Щедрина и почувствовал, как тот крепко ухватил его за локоть и потянул за собой. — Мы спешим. В другой раз поговорите.
— Постой, — рывком выдернул локоть Алексей и, развернувшись к второкурсникам, не менее грозно выдавил из себя: — Запомните раз и навсегда: наши с Тамарой отношения никого, кроме нас двоих, не касаются! Я никому не позволю совать нос в…