Плоть и кости
Шрифт:
— И о чем он знает?
— Обо всем. Даже как с тобой разговаривать.
На ее губах промелькнула легкая улыбка.
— Но напугало меня вовсе не это, — продолжил Бенни. Набрав воздуха, он выпалил: — Думаю, Том тоже разговаривает со мной.
— О.
— Сначала я решил, что просто вспоминаю то, что он сказал. Но потом… не знаю. Мне кажется, он действительно разговаривает со мной. Словно призрак.
— Призрак?
Бенни кивнул:
— Поэтому я и ничего не рассказывал, опасаясь, что ты решишь, будто я окончательно спятил.
— Ты
— Когда Том умер… я подумал, что должен каким-то образом сохранять видимость, что он жив. Знаю, звучит безумно, но для меня в этом есть смысл. Я должен помнить все, что Том нам рассказывал. Все, чему научил нас. Все. Боже, Никс, он ведь был последним самураем, понимаешь? Последним. Только подумай о том, что… умерло… вместе с ним. Все, что он знал. Все, чему еще мог научить нас, исчезло. Понимаешь, насколько это ужасно? От его знаний не осталось и следа. Как сражаться, как выживать, как создавать что-то своими руками. Все ушло.
— Я понимаю, Бенни. Мама тоже много знала.
— Послушай, Никс, я не хотел…
— Я знаю, что ты имел в виду. Все в порядке.
Бенни облизнул пересохшие губы:
— Я не могу это выносить, Никс. Мне сложно смириться с тем, что это все ушло. Что его больше нет. — У него потекло из носа, и Бенни достал платок из кармана и быстро вытер лицо.
— Понимаю, — ответила она.
— Но, — воскликнул Бенни, — возможно, он не исчез! Это я и пытаюсь сказать. Сегодня, когда я оказался на дне расщелины… он на самом деле разговаривал со мной. Это было не воспоминание. Он словно оказался рядом.
— Тебя окружали мертвецы, Бенни. Возможно, это был шок.
— Да ладно. Это ерунда. Том заговорил со мной, и я слышал его так же отчетливо, как тебя сейчас.
— А почему тебя это пугает? Он же твой брат.
— Ну… эй! Он же призрак!
— Ты все же думаешь, что слышишь призрак Тома?
— Да.
— Он сейчас здесь? — спросила Никс. — Можешь задать ему вопрос? Спросить, какое второе имя было у моей мамы.
— Он же призрак, а не фокусник.
— Том знал ее второе имя, — сказала Никс. — Спроси его. Если это действительно Том, то он знает.
— Это глупо…
— Спроси его! — завопила она.
— Не могу! — завопил он в ответ.
— Почему?
— Потому что так это не работает.
— Откуда ты знаешь, как это работает? Ладно тебе, Бенни, мы с самого утра только и делаем, что бежим сломя голову. Когда только у тебя нашлось время во всем разобраться и прийти к твердому убеждению, что ты великий специалист в области сверхъестественного?
— А почему ты злишься на меня? Я пытаюсь поделиться с тобой, потому что мне не по себе, а ты несешь какую-то чушь.
— Бенни, откуда ты знаешь, что это Том?
— Просто знаю.
— Нет, — огрызнулась она, — этого мало. Как ты это понял?
— Просто понял. Он был моим братом. Думаю, я смогу узнать голос брата. Это он.
— Тогда спроси его второе имя моей мамы. Чего ты боишься?
— Я не боюсь.
Когда
— Послушай, — сказал он, — зачем ты изводишь меня? Думаешь, я так сильно хочу услышать голос мертвого брата?
— А почему нет? Я бы все отдала, чтобы поговорить с мамой, — ответила Никс срывающимся от тоски голосом.
— Почему? — спросил он.
— Потому что, — завопила Никс. — Я даже не помню, как он звучал раньше.
Бенни несколько мгновений потрясенно молчал, а затем выдавил из себя:
— Что?
— Боже… Я бы отдала все, лишь бы только она заговорила со мной. — Из ее груди вырвалось рыдание. — Бенни… я не могу даже вспомнить, как выглядела моя мама.
67
Сидя с Евой, Чонг понемногу успокоился. Он понимал, в чем дело. Когда кому-то нужна твоя поддержка, забываешь о своих проблемах. Он много раз видел, как Бенни и Никс поддерживали друг друга таким образом, хотя сомневался, что они осознавали, как сильно помогали друг другу.
Конечно, страх Чонга никуда не исчез, но ужас и трагедия маленькой девочки заслонили все вокруг. У нее на глазах убили родителей. Когда Чонг умрет, его страхам придет конец, Еве же придется жить с этими воспоминаниями.
Все в жизни относительно.
Ева придвинулась ближе к нему, посасывая большой палец, время от времени бормоча под нос обрывки детских песенок.
Бунтарка вышла наружу проверить, все ли в порядке, а затем вернулась и уселась на пол. Чонг разглядывал ее лицо. Она была для него загадкой. И чем-то напоминала приятельницу Тома, охотницу за головами, Салли Два Ножа. Суровая одиночка, сильная духом, но с добрым сердцем.
— Поговори со мной, — попросил Чонг.
— О чем? — спросила она. — Я ломаю голову, пытаясь придумать, как выбраться из этой западни, но ничего не получается.
— Да, так давай не будем об этом говорить, — предложил Чонг. — Почему бы тебе не рассказать о себе? В смысле… ты жница?
Бунтарка на мгновение отвела глаза.
— Не совсем, — ответила она.
— Что ж, очень уклончиво.
Она пожала плечами:
— Когда-то я была жницей. Но теперь нет. Точка.
— Ну уж нет, — заявил Чонг. — Я умираю и потому могу позволить себе любопытство. Ты ходячее противоречие. У тебя такие же татуировки, как и у жнецов, но ты расправилась с братом Эндрю с такой жестокостью, словно он принес тебе немало горя.
Бунтарка задумчиво провела рукой по голове и вздохнула.
— Когда разразилась эпидемия, мне было чуть больше двух лет, — медленно произнесла она. — Меня воспитывал отец. Он был сельским доктором в Северной Каролине. Они с мамой развелись, потому что она любила залить за воротник, бездельничала и жила как хотела.
— Мне жаль, — начал Чонг, но она отмахнулась:
— Это самая милая часть истории. Хочешь слушать дальше?
Чонг кивнул. Его кожа была холодной и липкой, а голова раскалывалась от боли. Прислонившись к стене, он скрестил ноги.