Плоть и кровь

Роббинс Гарольд

Из темноты вынырнул Шамир, закутанный в тяжелую мишлю.

Что случилось?

Фуад обернулся к нему, держа на руках легкую, как перышко, женщину.

— Путников застиг самум, и они заблудились, хозяин.

Мужчина в изнеможении прислонился к ослу.

— Я потерял счет времени, — он вдруг начал медленно валиться на землю. Шамир едва успел подставить плечо.

— Обопритесь на меня.

Человек упал перед ним на колени.

— Моя жена при смерти.

— Сейчас все будет в порядке, — заверил

Шамир и повернулся к надсмотрщику. — Отнеси ее в мою палатку.

— Ослы, — прошептал путешественник.

О них позаботятся. Добро пожаловать в мой приют.

Лицо незнакомца было сплошь иссечено песком. Ссадины кровоточили, распухшие губы покрылись волдырями. В израненных руках утонула крепко зажатая чашка. Высокий, гораздо выше Шамира (в нем было примерно шесть футов росту), с большим характерным носом и проницательными голубыми глазами под тяжелыми, набрякшими веками, он внимательно наблюдал за тем, как Шамир осматривает его жену, уложенную на соломенную циновку.

Наконец доктор выпрямился и повернулся к нему. Но что он мог сказать?

Женщина умирала от обезвоживания. Неровный пульс еле прощупывался, давление опустилось до критической отметки.

— Сколько времени вы провели в тисках смерти?

Мужчина покачал головой.

— Не знаю. Целую вечность.

— Она очень плоха, — констатировал Шамир.

Незнакомец некоторое время молчал, уставясь на дно чашки. У него слегка шевелились губы, но Шамир не мог разобрать слова. Наконец его гость поднял глаза.

— Вы врач?

Шамир кивнул.

— Она выживет?

— Не знаю.

— Жена хотела, чтобы наше дитя появилось на свет в святых местах. Но англичане не давали нам визы. Вот мы и понадеялись, что, если пересечем пустыню, то проберемся с тыла и никто не встанет у нас на пути.

В голосе Шамира отразилось горестное изумление:

— На двух ослах? Да ведь вам еще осталось шестьсот миль по пустыне.

— Когда началась песчаная буря, мы лишились запасов продовольствия. Это какой-то кошмар.

Шамир хлопнул в ладоши, и появилась Аида, служанка его жены.

— Приготовь немного сахарной воды. — Когда служанка ушла, он повернулся к мужчине. — Постарайтесь заставить ее что-нибудь проглотить.

Муж больной женщины кивнул. Прошло несколько минут, прежде чем он снова заговорил.

— Вы, конечно, догадались, что мы — евреи?

— Да.

— И все-таки хотите помочь?

— Все мы скитальцы в одном и том же океане жизни, — ответил Шамир. — Разве вы отказали бы мне, случись нам поменяться местами?

Гость покачал головой.

— Это противоречило бы принципам гуманизма.

— Ну вот, — Шамир улыбнулся и протянул руку. — Меня зовут Шамир Аль Фей.

Путник пожал ее.

— Исайя Бен Эзра.

Вошла Аида с блюдцем и маленькой ложечкой. Шамир принял их у нее.

— Теперь

чистую салфетку.

Он сел рядом с больной, смочил ткань в теплой воде и приложил к губам женщины.

— Следите за моими действиями, — позвал он ее мужа. — Старайтесь осторожно раздвигать ей губы, чтобы несколько капель просочилось в горло. Это единственный заменитель глюкозы, какой я могу найти, хотя полагалось бы внутривенное вливание. Делайте это очень медленно, чтобы она не захлебнулась.

— Понятно, — сказал Бен Эзра.

Шамир поднялся.

— А теперь я должен проведать мою жену.

Бен Эзра вопросительно посмотрел на него.

— Мы возвращаемся после паломничества в Мекку и тоже попали в песчаную бурю. У нее начались схватки — на три недели раньше срока, — Шамир сделал выразительный жест рукой. — Пути Аллаха неисповедимы. Если бы мы не посетили Мекку, чтобы вымолить у Господа сына, и если бы вы не пожелали, чтобы ваш ребенок родился в святой земле, мы могли никогда не встретиться.

— Я благодарю Бога за эту встречу, — сказал Бен Эзра. — Пусть Он подарит вам желанного сына!

— Спасибо. И да поможет Аллах сохранить жизнь вашей жене и ребенку.

Шамир вышел, опустив за собой полог. Бен Эзра приблизился к жене и начал бережно прикладывать салфетку к ее бескровным губам.

В последний час перед рассветом песчаная буря достигла апогея. За стенами шатра ревел ветер — словно отдаленная канонада. Песчинки градинами бились о брезент. Именно в этот момент Набиля вдруг вскрикнула от боли и смертельного ужаса.

— Ребенок мертв! Я больше не слышу, как он шевелится! — Она в отчаянии схватила мужа за руку. — Умоляю тебя, Шамир! Помни свое обещание! Позволь мне умереть!

Шамир Аль Фей посмотрел на жену полными слез глазами.

— Я люблю тебя, Набиля. Ты будешь жить и еще подаришь мне сына.

При этом его руки быстро, очень быстро выполняли свою работу; она даже не чувствовала, как игла шприца нашла вену, только испытала облегчение, когда боль отступила под воздействием морфия.

Аль Фей распрямил утомленное тело. Вот уже больше двух часов, вооруженный стетоскопом, он не слышал сердцебиения плода, в то время как схватки все усиливались, а матка не желала раскрываться.

— Аида! — позвал он служанку. — Сходи за надсмотрщиком, он поможет мне принять роды. Только вели ему хорошенько вымыть руки.

Испуганная женщина выбежала из шатра. Шамир принялся проворно раскладывать инструменты на чистой белой простыне рядом с постелью роженицы.

По телу Набили вдруг пробежала судорога; из нее хлынула кровь. Что-то было явно не так — бедная женщина истекала кровью. Ее ходившее ходуном тело силилось изгнать плод. Шамиру никак не удавалось нащупать головку. Теперь он понял, в чем дело: послед загородил собой выход из матки.