Плоть и кровь
Шрифт:
— А может, молнию, — сказала Транкас.
— Что? — Зои уже закайфовала. И чувствовала, как внутри ее движется музыка. И видела, что истертый коричневый плюш на подлокотнике софы — это целый мир в себе.
— Молнию вместо розы, — пояснила Транкас. — Хотя, знаешь, наверное и розу тоже . Розу.
— Люблю розы, — сказала Зои.
— Так наколи ее себе.
— Может, и наколю.
— У тебя будет роза, а у меня молния. Или дракон. У того парня отличный дракон на руке, мне нравится.
—
— Точно, так и сделаю. Только надо решить, с чего начать.
Транкас достала второй косяк, и тут вдруг обнаружилось, что на подлокотнике софы сидит мужик. Зои не заметила, как он уселся. Может, он тут все время сидел? Хотя нет, она же пару минут назад видела голый коричневый плюш.
— Здрасьте, — сказал мужик. Он улыбался, окруженный ореолом волос. Целая буря спутанных черных на голове, колючие черные баки и V-образная бородка цвета электрик. Смуглый и странно расплывчатый, как татуировка.
— Привет, — сказала Зои. Ее уже потянуло к нему, аккуратненькому, улыбчивому, с блестящими волосами. От дури на нее всегда нападала такая слабость, ей хотелось секса.
— Что поделываете?
— Да ничего. Сидим.
Зои протянула ему косяк, он затянулся. При этом лицо его стало немного карикатурным: глаза прищурились, губы напучились. Зои усмехнулась.
— Что смешного? — спросил он, возвращая косяк.
Она покачала головой, тоже затянулась. Нет, точно, в этом карикатурном мужичке присутствовало что-то сексуальное. Настороженность, потерянность, что-то собачье. Черные ботинки мотоциклиста, черная вельветовая рубашка. Такой мог выскакивать из черных ходиков и объявлять, который теперь час.
— А ты хорошенькая, — сказал он. — Ничего, что я так говорю?
— Не такая уж я и хорошенькая, — ответила она. — А жаль.
— Как раз такая.
— Да нет. Может, я и выгляжу хорошенькой при здешнем освещении, но это потому что мне так хочется, я хочу сказать: ты скорее всего видишь не меня, а то, как мне хочется быть хорошенькой девушкой, сидящей в баре на софе.
И она опять усмехнулась. Отличная нынче дурь попалась.
— И что это значит? — спросил он.
— Не знаю. Я и сама не поняла, что сказала.
— Чудная ты девчонка, а?
— Да. Я чудная.
— Это хорошо. Люблю чудных. Ты ведь девчонка, так?
— Что?
— Ну, не мальчонка.
— Нет. Я не мальчонка.
— И хорошо, — сказал он. — Я против них ничего не имею, просто мне нравится знать, кто есть кто. Понимаешь, о чем я?
— Наверное. Хотя нет. Не понимаю.
— Сюда куча девчонок приходит, которые никакие не девчонки.
— Это я знаю, — согласилась она. Знает? Что-то у нее мысли начинают путаться.
— Хотя я тебе так скажу. В тебе есть кое-что, чего они подделать не могут, что-то вроде свечения. Усекаешь, о
— О том, что я свечусь.
— Aгa. Я Тед.
— Привет, Тед. Я Зои. А это моя подружка, Транкас.
— Рад знакомству. Слушайте, а вы по дорожке нюхнуть не хотите? — спросил он.
— Годится. Конечно.
— У меня дома есть пара граммулек. Я тут через улицу живу, так, может, заскочим ко мне, нюхнем по-быстрому?
Зои взглянула на Транкас, та пожала плечами. Транкас вообще говорить «нет» отказывалась. Не желала обращаться в человека, который пользуется этим словом.
— Ладно, — сказала Зои. — Пошли.
Мужик встал, Зои с Транкас начали подниматься тоже, и тут чей-то голос произнес:
— А вот с ним, девочки, вам лучше не ходить.
Сначала Зои увидела туфельки, красные, с ремешком вместо задника, с пятидюймовыми каблуками. И подумала: у мамы были похожие, только не такие высокие. За туфельками последовали солдатские штаны, гофрированная, оголяющая плечи блузка и платиновый парик, локоны которого с ярким химическим поблескиваньем спадали его владельцу на плечи. Он стоял, уперев руки в боки и словно испуская призрачный, рассыпчатый свет. Лицо у него было заостренное, узкое, и выражало чувства самые сложные, но все до единого гневные.
— Отвали, Кассандра, — сказал Тед.
— Это пренеприятнейшая личность, леди, — сказал мужчина в парике. — Не связывайтесь с ним, если, конечно, вам не нравится дурное обращение, — и я имею в виду по-настоящему дурное.
— Пошел на хер.
— Месяц назад девушка отправилась от него прямиком в больницу, и я пообещала оторвать ему задницу, если он снова начнет промышлять в этом баре. Думаешь, я пошутила, а, Ник, голубчик?
— Вообще-то его Тедом зовут, — сказала Зои.
Тед повернулся к ней и Транкас:
— Всякая уличная нечисть слетается в этот бар, как мухи на дерьмо. Пойдемте.
— Дело ваше, леди, — сказал мужчина в парике. — Главное, чтобы вы знали, во что ввязываетесь.
Зои, собравшаяся было снова подняться с софы, замерла. Она понимала — Транкас не передумает. Просто не сможет, любое проявление страха или здравого смысла толкнет ее назад, к долговязой, никому не нужной девчонке, быть которой она больше не хотела. Зои взглянула на презрительно кривившегося карикатурного мужичка, на мужчину в парике, стоявшего перед ней, точно обезумевшая богиня приличий и заблуждений; острое лицо его выглядывало из-за серебристого изображаемого париком занавеса, разноцветные браслеты позванивали на руках. Зои он напомнил Алису, оказавшуюся по другую сторону зеркала, девушку невинную и здравомысленную. Ведь что принесла Алиса в Страну чудес? Спокойный здравый смысл истинной англичанки. И уцелела там лишь потому, что вела себя благопристойно, внимательно выслушивала говорящих зверей и безумцев.