Плоть
Шрифт:
– Это доброе предзнаменование для нее.
Хелен закатила глаза.
– Пощади меня.
– Они с Джейсоном, должно быть, поладили, - сказала Элисон.
– Необязательно. Они могли попасть в дорожно-транспортное происшествие.
Элисон пропустила эту шутку мимо ушей.
– Я просто надеюсь, что это превратится во что-то путное.
– Без сомнения, это превратилось в оргию.
– Нет, я серьезно. Ей нравится притворяться, что ей весело проходить через одного парня к другому, но она стала такой только после того, как Марк бросил ее.
– Ага, именно тогда она и начала
– Было бы здорово, если бы она действительно с кем-нибудь сошлась.
– Но первокурсник?
– Должно быть, в нем что-то есть, - сказала Элисон, - иначе она не осталась бы на ночь. Она почти никогда не остается на ночь с парнями.
Усмехнувшись, Хелен сказала:
– Думаешь, они остались в его комнате в общежитии с эль чудаком, Роландом? Разве это не было бы пиком веселья?
– Пиком рвотных позывов.
– Может быть, Роланд присоединился к ним. Большой сэндвич, где они в роли хлеба, а Селия - мясо.
– Ты человек с тяжелым психическим расстройством, Хелен.
– Поразмысли над этим.
– Я уверена, что они не заходили в комнату Джейсона. Не тогда, когда этот отвратительный парень тоже там. Возможно, они остановились в мотеле, а может, просто где-то припарковались.
– Или разложили спальный мешок в поле,– подумала она, - как Роберт Джордан и Мария[23].
– Теплая ночь была бы хороша для этого.
– Когда она вернется, - сказала Хелен, - я уверена, она нам все расскажет.
С этими словами она сунула в рот оставшийся кусок пончика и подняла раздел комиксов.
– Увидимся позже, - сказала Элисон.
Хелен кивнула.
Элисон подошла к входной двери и распахнула ее. На деревянной площадке стояла стеклянная ваза с желтыми нарциссами. К вазе был прислонен конверт. Она смотрела на яркие цветы, на конверт. Нахмурившись, провела рукой по губам.
Наверное, это не для меня,– подумала она.
Но ее сердце колотилось.
Присев на корточки, она подняла конверт. На нем было указано ее имя. Дрожащими руками она разорвала конверт и вытащила из него листки бумаги. Они затрепетали, когда она развернула их.
Три машинописные страницы. Подписано в конце последней страницы Эваном.
Дорогая Элисон.
Я отвратительная дрянь, червяк, личинка. Ты была бы совершенно права, если бы плюнула на это послание и спустила цветы в ближайший унитаз. Но если ты все еще читаешь, позволь мне заверить тебя, что ты не смогла бы ненавидеть меня больше, чем я ненавижу себя сам.
Нет никакого оправдания моему поведению в пятницу вечером. Это было ребячеством и подлостью - явиться в "У Гэбби" с Трейси. Что я могу сказать? Я был ослеплен болью от твоего отказа и хотел наказать тебя. Это был глупый, презренный жест. Однако позволь заверить тебя, что этот маневр принес обратный эффект. Сколько бы мучений я тебе ни причинил, себе я причинил гораздо больше.
Позволь мне также прояснить, что Трейси не представляет
Я провел прошлую ночь один в своей квартире, в отчаянии, жаждая оказаться с тобой рядом, но слишком стыдясь позвонить или прийти к тебе. Я постоянно думал о тебе, вспоминая, как ты выглядишь, как звучит твой голос, как ты смеешься. Я думал о многих хороших моментах, которые мы провели вместе, и нет, не только о сексе (хотя я не мог не думать и об этом тоже - особенно о том, каково это, когда мы так сладостно соединялись, как будто были единым целым). Я даже провел некоторое время, рассматривая твои фотографии в учебных справочниках, но было невыносимо смотреть на застывшие изображения твоего лица и знать, что я, возможно, потерял тебя навсегда.
Когда я спал, мне снилась ты. Мне снилось, что ты вошла в мою комнату, села на край кровати и взяла меня за руку. Во сне я начал плакать и говорить тебе, что мне очень жаль. Я сказал, что никогда не имел намерения причинить тебе боль, что люблю тебя и что сделаю все, чтобы ты меня простила. Ты ничего не сказала, но наклонилась и поцеловала меня. Тут я проснулся и еще никогда так не сожалел из-за того, что проснулся. Моя подушка была мокрой от слез. (Я понимаю, что все это может показаться сентиментальным, но я хочу, чтобы ты знала все, как бы неловко это ни выглядело при свете дня.)
В настоящий момент три часа ночи. После этого сна я встал и сел за пишущую машинку, чтобы ты знала, как я себя чувствую. Я точно знаю, что это слишком много - надеяться на легкое прощение. Сон был фантазией, выдачей измученным разумом желаемого за действительное. Я понимаю, что мое обращение с тобой было опрометчивым и отвратительным, и что ты, вероятно, предпочтешь никогда больше меня не видеть. Я бы тебя нисколько не винил.
Если ты не хочешь иметь со мной ничего общего, я, наверное, научусь с этим жить. Полагаю, у меня не будет другого выбора, кроме как утонуть [24] . (Забудь, что я это написал; не думаю, что я отчаялся до такой степени, хотя подобные мрачные мысли приходили мне в голову.)
Возможно, я не доставлю тебе этого письма. Может быть, я его сожгу, не знаю.
Я скучаю по тебе, Элисон. Я хочу, чтобы я мог снова все исправить, чтобы я мог повернуть время вспять на полдень четверга, когда я начал вести себя так глупо и отвратительно. Но жизнь так не устроена. Нельзя просто заставить плохие вещи исчезнуть, независимо от того, как сильно ты этого хочешь. (Ну вот, я так расстроен, что закончил предложение предлогом - теперь я знаю, что сожгу его.)