Плотина
Шрифт:
Карта оказалась червонным тузом.
Юра посмотрел в чуть сощуренные глаза «индейца», почему-то уже поверив в свой выигрыш.
— А можно вторую из серединки?
— Для гостя — все! — «Индеец» перебрал пальцами колодцу, полувытащил оттуда карту. — Можно открыть?
— На весь банк. Идет?
— Давай.
— Открывай.
Вторая карта оказалась тоже тузом — трефовым.
Юра открыл первого туза.
— Ваша! — «Индеец» вернул Юре его десятку, сдернул с остальных денег газету и подвинул в его сторону «банк». Юра аккуратно складывал пятерки и десятки и заодно считал. Набралось шестьдесят
— С тобой, Лысой, и со Щекотухиным я буду говорить завтра, — пообещал он бетонщику.
Лысой переводил взгляд с Юры на «индейца» и явно чего-то ожидал. Крепкий, мускулистый сибиряк, всегда такой уверенный и спокойный, сейчас заметно волновался и даже побаивался чего-то.
Юра не собирался уносить с собой так легко и неожиданно выигранные деньги, но пока что и не возвращал их. Чувствовал, как напряженно следит за каждым его шагом «индеец», и невольно дразнил его. Скорей всего, дразнящим был и его шаг к двери.
«Индеец» сделал столь же легкое движение наперерез.
Юра, словно бы в какой-то игре или борьбе, словно бы на борцовском ковре, сделал еще шажок к двери.
— Люблю! — вдруг признался ему «индеец».
— Кого? — простецки полюбопытствовал Юра.
— Поиграть.
— И я… если без шуток.
— Мы не шутим, — ввязался в игру и второй незнакомец, кудлатый, осовевший и опухший. — Так не положено: сгреб деньги — и ходу.
— А как положено — снова проиграть их?
— Продолжать игру, — пояснил «индеец».
— А ты как, Лысой, настаиваешь?
Лысой молчал.
— Видите, он не настаивает.
— Нас двое — и мы настаиваем, — вежливо улыбался «индеец».
— А кто у вас ответственный за комнату? — спросил Юра, глядя на Лысого.
— Ну я, так что? — проговорил Лысой, еще не зная, на чью сторону стать, кому подчиниться.
— Ага! — обрадовался Юра. — Тогда скажи: можно в общежитии играть в карты?
— Откуда я знаю!
— Так вот я знаю: нельзя! Абсолютно точно знаю.
— Все-таки не сильно возникай, инженер, — придвинулся тут поближе к Юре «индеец».
— Я вас слушаю, — повернулся к нему и Юра. — Моя фамилия — Густов, — протянул он руку. — Старший прораб второго СУ.
— Фамилия здесь известная, — вроде как польстил «индеец», сжимая Юре руку с одновременной демонстрацией силы.
— Но когда знакомятся — называют себя, — напомнил Юра, отвечая на демонстрацию тем же.
— Законно. Иванов, автоколонна-два, — соврал, не моргнув, «индеец».
— А правила знакомства надо соблюдать честно! — весело погрозил ему Юра. Потом вынул из кармана куртки выигранные деньги, взял из них свою десятку и отдал остальные Лысому. Предупредил его:
— Помни, что ты отвечаешь за комнату!
— А что я? Мне больше всех…
— И чтоб завтра, как штык — на работу! — не дал ему кончить Юра. — Щекотухину тоже передай. Ребята хотят встретить вас хлебом-солью.
Спускаясь вниз по лестнице, Юра подумал, что надо будет узнать у Лысого, что за тип этот явно липовый Иванов, — и на том его мысли о своем визите к прогульщикам закончились. О сделанном помнить не обязательно. Важнее то, что предстоит делать. И приближаясь к своему дому, он снова стал думать об отце, об ожидающей отца перемене, от которой ему все-таки со временем не уйти. Как-то
На пятом этаже, перед своей дверью, Юра неожиданно затоптался, прежде чем открыть ее. Усмехнулся: «Вот уже и начинаем вести себя соответственно!» И с этой потайной усмешкой вступил в дом, прошел в «балконную» комнату, где дорабатывал свой напряженный день телевизор. Отец с матерью смотрели на экране свою стреляющую, атакующую, наводящую переправы молодость, и никаких проблем сегодняшнего дня для них не существовало. На балконе, за двойными стеклами, сидела ссутулившись, совсем какая-то не праздничная Надя.
Юра направился к ней.
— Ну дак чо, Надь? — сыграл он этакого кондового сибирячка. — Своего шатуна ждешь-высматриваешь?
— Нужен он мне! — с подчеркнутым равнодушием отвечала Надя.
— Вот так и ври дальше, сестренка, — одобрил Юра. — Это по-нашенски: плачь, но смейся.
— Как ты, что ли?
Юра пододвинул к сестре невысокий кедровый чурбанок, точно такой, на каком сидела она, и предложил:
— Давай лучше помолчим.
В доме напротив, за утихшими соснами, начали гаснуть окна. Одно за другим. То тут, то там. Как будто ими управляли с какого-то скрытого пульта, и оператор слегка забавлялся, без разбора нажимая на кнопки.
Чем меньше оставалось освещенных окон в этом и в других домах поселка, тем отчетливей и резче проступала на фоке размытого неба правобережная скала-стена, особенно угрюмая в темноте. Угрюмая и немного таинственная, что-то в себе таящая и что-то за собою прячущая.
Юра смотрел поверх домов на темную скалу, а видел перед собой привольную красивую дорогу к знаменитым красноярским «Столбам». Он шел тогда с двумя приятелями, с которыми давно не виделся, и в планах у них было покорение какого-нибудь очередного «столбика». Он радовался приезду в знакомые, в общем-то даже родные места (когда строилась Красноярская ГЭС, он бывал здесь довольно часто), и все вокруг казалось ему в этот день особенно привлекательным и дорогим. Радовала и предстоящая жизнь на спортивной базе под боком у Красноярска. Большой город иногда манит бродяг-строителей. Постоянно жить в нем они не могут и не хотят, но наведаться вот так, на время, слегка покуролесить, поразвлечься — это приемлют. Поэтому Юра с охотой отозвался на приглашение клуба «столбистов», исхлопотал отпуск и вот уже шел на покорение «непокоренных».
За разговорами ребята не заметили, как рядом с ними оказалась девушка с микрофончиком в руке.
— Молодые люди, вы не в первый раз идете на «Столбы»? — обратилась она почему-то к Юре.
— Нет, а что?
— Это ваш воскресный отдых или спортивное увлечение? — продолжала девушка, и микрофончик в ее руке скова качнулся в сторону Юры.
Юра стал объяснять, что, когда он жил в Дивногорске, это было и спортом и отдыхом, а теперь строит ГЭС в Сиреневом логу, но вот пригласили друзья на сборы… Девушка заинтересовалась. Позабыв о «Столбах», начала расспрашивать о далекой стройке, о том, как живет и отдыхает там молодежь, какая там природа и скоро ли ГЭС будет построена.