Плотина
Шрифт:
Первой вышла из-за стола невестка Люся, не по возрасту строгая и непреклонная в своих решениях. Ни удерживать, ни уговаривать ее не пытались — знали, что бесполезно. Зоя Сергеевна и Надя, как по команде, кинулись помогать ей собирать Сережу-маленького, и это было им позволено. Впрочем, до того момента, когда хозяйки начали совать в кармашек Сережи конфеты. Тут Люся остановила их: «Прошу этого не делать. Он получает все, что необходимо по рациону». Вот так!.. Правда, на прощанье она примирительно чмокнула Зою Сергеевну в щеку, и та сразу
Спустя недолгое время задвигали стульями и грузноватые ветераны. Юра включил магнитофон, и грянула военная музыка, специально записанная им к отцовскому празднику. Затем Юра пошел проводить гостей, сам тоже был не прочь прогуляться, проветриться после застолья.
Сначала все вместе проводили Воробьевых, потом Юра сопровождал Мих-Миха и его жену-толстуху. Шли медленно. Дорожки были сырые, в незамощенных местах — откровенно грязные, из-под задержавшегося кое-где снега бежали мартовские в мае ручьи. Было свежо. И все же в воздухе стоял или витал истинный май, даже запахи какого-то цветения чувствовались.
Михаил Михайлович взял Юру под руку и доверительно сказал:
— Нам с тобой надо как-то выбрать времечко для серьезного разговора.
— Ну так что откладывать-то, Михал Михалыч?
Мих-Мих призадумался.
— Ты заходи как-нибудь на свободе.
— Обязательно в конторе и через стол? — подзадорил Юра.
— Ну ладно, ты только пока не разглашай. Насчет старика твоего надо подумать…
Сам Мих-Мих был всего на пять-шесть лет моложе Николая Васильевича, но причислял себя уже к следующему, так сказать, среднему, более современному поколению. Надо сказать, что и выглядел он — может, из-за своей энергичности и упитанности — достаточно моложаво, и с молодыми кадрами умел разговаривать на их языке, и к своему, по-студенчески укороченному имени-отчеству относился с доброй усмешкой. С Николаем Васильевичем он сошелся еще на Красноярской ГЭС, когда оба они были достаточно молоды, и именно там началась их многолетняя дружба. Юра подрастал и взрослел на глазах Мих-Миха.
— А что такое случилось? — насторожился Юра, услышав об отце.
— Шестьдесят ему скоро… случится.
— Это мы отметим как надо! — Юра понял, что речь идет с проведении юбилея. — У меня есть адреса его фронтовых дружков — я их приглашу всех. Но это должно быть сюрпризом, так что вы, пожалуйста…
— Ну что ты, Юра, ясное дело, — заверил его Мих-Мих.
— Есть у нас и еще кое-какие задумки, а с начальством вы уж сами.
— Тоже все понятно, Юра. Но у меня-то другой разговор. В Советском Союзе в шестьдесят лет… — Мих-Мих элегически улыбнулся, — мужчины уходят на пенсию. Ты об этом не думал?
— А что, это обязательно? — Юра опять насторожился. — Если сегодня стукнуло шестьдесят, то завтра уже…
— Не совсем так… Не совсем и не везде так, — повторил Мих-Мих, — но на нашем производстве, да еще на комсомольско-молодежной стройке… Нас не поймут, если мы будем держать на бетоне человека постпенсионного возраста.
— Шеф давно уже не болеет, — начал Юра как бы упрашивать и сам услышал, почувствовал всю противность этой интонации. Закончил уже
— А я разве возражаю? Мы и не собираемся окончательно списывать его, просто переведем на другую работу. Оклад там не меньше, но работать зато не на открытом воздухе, не на ветру и не на морозе.
— В контору, значит? — понял Юра.
— Я сказал тебе, но ты пока ничего ему прямо не говори. Надо его подготовить… Я боюсь, что он начнет обижаться — дескать, в тылы загоняете, ну и так далее. А дело там, может, поважней, чем на плотине.
— Вы все ради плотины существуете, — не слишком вежливо заметил Юра. — Все конторы и все конторские.
— Не будем спорить, не в том дело, — покладисто уклонился Мих-Мих. — Дело в том, что отец тебя особенно уважает, и только ты можешь подействовать на него в хорошую сторону. С Зоей Сергеевной тоже можешь посоветоваться и объединиться.
— А что за должность-то все-таки? — спросил Юра.
— Заместитель начальника УОС по материальному обеспечению.
— Нет, в снабженцы он не пойдет! Зуб даю — не пойдет. Он же их…
— Это все предвзятое мнение, Юра! Вот ты говоришь: он их не любит. И ты не любишь. Так это, может быть, потому, что нам не повезло на эти кадры и снабженцы у нас не первый сорт.
— А где они — первый? Где их любят?
— Так вот мы и хотим настоящих людей туда внедрять. Не понятно?
Мих-Мих некоторое время шел молча. Потом все же продолжил:
— Чувствую, что не вовремя я начал с тобой этот разговор, но и на половине останавливаться не стоит. Открою тебе еще один секрет: на его место мы планируем тебя. Так что участок как был густовским, так и останется.
— Ага, ясно! — Юра как-то весь напружинился, и Мих-Мих, державший его под руку, сразу это почувствовал. — Все ясно, Михал Михалыч. Вы хотите, чтобы я родного отца вытолкнул.
— Да не ты! — Мих-Мих остановился. — Жизнь все это делает, жизнь!.. Аннушка, ты поднимешься домой одна? — обратился он совсем другим тоном к своей жене. Они стояли уже у подъезда.
— Хорошо, Миша, вы тут поговорите, а я пойду, — согласилась послушная Аннушка.
— Ты пойми и не горячись. — Мих-Мих снова взял Юру под руку и повел его по диагональной дорожке в сторону от дома. — Пойми, что жизнь устроена так: одни люди стареют, другие взрослеют и приходят на смену. Так что не ты кого-то выталкиваешь…
— Не я, так мной! — перебил его Юра. — Мной хотите отца вытолкнуть. И чтобы я согласился? Да я лучше на Зею уеду — меня давно туда перетягивают… Вот вам и вся проблема.
— Да не беги ты, как дикий жеребец! — взмолился Мих-Мих, не поспевая за расходившимся Юрой. — Стой, говорю! — приказал он наконец, и Юра сбавил шаг. — В кого только ты уродился такой? Отец — северянин, мать — сибирячка, а ты прямо африканец какой-то.
— Потому что… — начал Юра.
— Потому что слишком торопишься, — по-своему закончил за него Мих-Мих. — А надо думать. И ты введи сначала в свою не до конца отлаженную мыслительную машину весь объем информации, потом основательно все прокрути и только после этого изрекай…