Плотский грех
Шрифт:
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Мелос. – Когда эта вещь будет закончена, ты подаришь ее доктору Джесс?
Уолтер пожал плечами.
– Не-а, я не собирался никому ее дарить.
– Я дам тебе за нее сто долларов, – быстро проговорил Мелос.
– Ладно, – удивился Уолтер, – но только после того, как я закончу.
Развернувшись, пара вышла из мастерской.
– Я давно заметил, что у него талант, – сказал Мелос, причем его голос донесся до Уолтера. – Некоторые душевнобольные невероятно одарены, и я думаю, Уолтер один из таких.
«Провались ты со своей
У него не осталось никаких старых воспоминаний, их все до последнего удалила Джесс, но тот Я-Уолтер, который возникал из старой скорлупы маньяка, был мыслящим существом, и этот Я-Уолтер четко осознавал, что он наслаждается актом убийства. Это чувство удовлетворенности присутствовало в легкой форме и при убийстве Марти Фейна, но там был налет рефлекторности: когда нож вошел в тело, для его движения имелось только одно направление – ближе к кости и вверх, очень бескровно и очень быстро. Совершенно ничего волнующего.
А вот когда его руки сомкнулись на шее сестры Марии-Терезы!.. Первый фактор, с которым он столкнулся, были ее вращающиеся от ужаса глаза, и с того самого момента и до конца, когда он наконец слез с ее безжизненного тела, он все смотрел в них. Сидя на ней верхом, было легко ее душить, потому что его вес мешал ее напрягающимся легким втягивать достаточно воздуха, даже если бы ее трахею не стискивали безжалостные пальцы. Грубая пародия на сексуальный акт, которого Уолтер никогда в жизни не испытывал; первый заключенный, который попытался это сделать, умер очень кровавой смертью, по крайней мере так ему сказали. Очередное исчезнувшее воспоминание.
Смотреть в глаза умирающей сестре Марии-Терезе оказалось наивысшим блаженством, в этом Уолтер был уверен. И, что более важно, в этом был уверен Я-Уолтер. Выражение ее глаз! Было восхитительно наблюдать, как отражаются в ее взгляде сменяющие друг друга эмоции – целая гамма воистину последних чувств! Ему хотелось видеть это снова и снова… Даже сейчас, когда он просто думал об этом, к нему возвращалась вся эта яркая реалистичность; он видел панику, ужас, отвращение, отчаяние. А затем они сменились покорностью. Тогда как Уолтер, навлекающий все это на своих страдающих жертв – да, он, Я-Уолтер – через акт созерцания их глаз воспарял до полномасштабного экстаза.
Все Уолтеры, даже самые жалкие из Джесс-Уолтеров, понимали теперь, в чем состоит цель его существования – в экстазе! Он швырнул скульптуру в стену, жаждая кого-нибудь зашибить – нет, кого-нибудь задушить!
Планы и замыслы роились в нем, но он не мог в них разобраться. Какая-то его часть знала, что он должен казаться обычным Джесс-Уолтером, тогда как большая его часть рычала и вопила, жаждая одного: производить в чужих глазах – в любых глазах, во всех глазах без разбора – эти выражения, от паники и ужаса до покорности.
– О, Уолтер! – послышался огорченный голос Джесс. – Ты разве забыл, что
На лице скромного солдата изобразилось раскаяние – на свете существует так много выражений лица, большинство из которых предназначены для того, чтобы скрывать правду и вводить в заблуждение.
– Мне так жаль, Джесс, и я ведь тоже с нетерпением ждал этого.
Она засмеялась и взяла его под руку.
– Мой дражайший из всех помощников, это не имеет значения! Я знала, что ты забудешь, поэтому нарочно пошла искать тебя заранее.
Меню в столовой для старшего персонала, которую посещали постоянно лишь восемь или девять человек, было высшего качества, а обслуживали клиентов два официанта. Обедать там, если ты не принадлежал к старшему персоналу, было редкой честью.
Джесс выбрала коктейль из креветок и свиные ребрышки, но Уолтер направил взгляд в сторону французских блюд: мясного рулета и говядины по-бургундски.
– Ты чувствуешь себя лучше? – спросил ее Уолтер.
– Если ты по поводу Иви, то да, я оправляюсь от шока. Но это не важно. А важно то, что я самым бесчестным образом забросила тебя. Но не падай духом! Теперь уже очень скоро я собираюсь сесть с тобой и пройтись по тем новым проводящим путям, которые ты открываешь с такой поразительной скоростью. Это просто замечательно.
– Я и сам это чувствую, Джесс.
– Есть что-то, что особенно улучшает твое самочувствие?
Как бы она отреагировала, если бы он ответил: «Да, душить людей»?
Вместо этого образцовый солдат сказал:
– Я продал свою скульптуру доктору Мелосу за сто баксов. И мне это понравилось.
– Уолтер, я так за тебя рада! Похвала из уст Ари Мелоса – редкий комплимент. Если бы он не думал, что у тебя настоящий талант, он бы никогда не расстался со своими бесценными деньгами.
– Приятно, что это так, – сказал он с довольным видом.
– Можешь ты описать свое чувство? – спросила Джесс.
Нахмурившись, Уолтер вдумался в вопрос.
– Я не уверен… Наверное, как увидеть по-настоящему красивую бабочку?
– Тогда ты почувствовал нечто большое, чем просто приятность. Ты был в восторге.
– Точно! – воскликнул Уолтер. – В восторге. – Он съел кусок говядины. – А есть лучшие слова, чем «в восторге», Джесс?
Изумленная Джесс засмеялась.
– Боже, ты одержимый! Лучше, чем «в восторге»… Можно испытывать подъем духа. Быть в исступлении. Быть вдохновленным. Это зависит от того, что ты обсуждаешь, Уолтер, – преодолевая волнение, подыскивала она слова. – Верное слово, это такое, которое соответствует ситуации или душевному состоянию.
– Буду ли я испытывать подъем духа, если сработает какое-нибудь сделанное мною лабораторное приспособление?
– Вероятно, нет.
– А если я изваяю что-нибудь потрясающее?
– Ты либо испытаешь подъем духа, либо будешь чрезмерно критичным.
– Чрезмерно критичным?
– Художники редко бывают довольны своей работой, Уолтер.
В конце трапезы, как раз когда Джесс собралась побеседовать с ним по-настоящему, Уолтер начал моргать, ерзать на стуле, и было видно, что ему дискомфортно.