Пловец (сборник)
Шрифт:
Я застыл, что-то трудно соображая. Снова и снова прикладывал я ступню, надавливая на шаг разными способами: с носка на пятку, с пятки на носок и равномерно. С мрачной точностью следы ложились один в один. Формы отпечатков пальцев, углы их расхождений совпадали идеально. Скоро я так натоптал вокруг, что перестал отличать старые следы от новых. Это помогло мне прийти в себя.
Дождя не было, это ясно. За десять дней следы как минимум должны были осыпаться. Я двинулся дальше. Следы появлялись то здесь, то там, никогда
Заночевал я в стогу. С вершины его можно было разглядеть тусклый ореол свеченья фермы.
Небо смежило веки, и звездная бездна опрокинулась мне в череп.
Всегда жутко лежать лицом к диску окоема, ночью особенно, до головокружения и жути, с которой упадаешь в прорву созвездий.
Чтобы заснуть, я стал вспоминать названья звезд. Узнал мигающий на излете ковша Арктур. Отыскал созвездие Короны. Она плыла, утопая в белесом мареве восходящей луны.
Я задыхался от душного запаха сена.
Волки появились внезапно, они словно бы втекли. Сначала чернота внизу всколыхнулась неясными змеями. Сгустки темноты петлисто покатились там и тут. С пухлого пружинного стога было плохо видно, но я различил несколько угловатых силуэтов, мигающих желтым стеклянистым огнем.
Я забарахтался в сене, стараясь подняться повыше. Часть стога осыпалась, ушла мягкой опорой из-под ног, я боялся соскользнуть.
Первым завыл тот, что расположился слева в арьергарде.
Только тогда я осознал всю серьезность положения. Вой холодным широким клинком пронизывал тело.
Рассуждение оставило меня.
Над верхушками деревьев показалась луна, я различил четырех волков и человека.
Двойник мой сидел на земле, остановившийся его взгляд был направлен в сторону фермы. Весь его облик был воплощенной отчужденностью, и, если бы не точное совпадение внешности, я бы опознал в нем незнакомца.
Волки его словно бы не замечали, перебегая в самой от него близости.
Между нами по прямой взгляда было метров десять, не больше.
«Волки-то мелкие. Шакалы, что ли», — мелькнуло у меня в голове. Я закричал:
— А ну, пошли вон! Ату, ату! — и стал бросать в них зажженные спички.
Звери, казалось, приостановились. Я все еще вижу длинную худую морду с прикушенным набок языком, озаренную покатившимся от спички бледным шаром. Спичками я старался попасть и в двойника. Лицо его было спокойно. Он смотрел себе на коленку. Одет был в солдатскую рубаху и штаны со штрипками. Он повернулся. Другую его щеку перечеркивала царапина. Это преломляло его внешность, и мозг мой зацепился за эту мету, чтобы отличить, уничтожить двойничество.
Волки явно передумали и сдали назад, но вдруг один наскочил на стог и с прыжка клацнул зубами под ногой.
Я рванулся вверх, уже зажженная спичка выпала из пальцев, сено вспыхнуло.
Ногой я старался сбить огонь, но он только рассыпался еще шире.
Скоро
Шум пламени опалил меня, стог был охвачен валом белого едкого дыма.
Я прыгнул из огня, покатился, хватая ладонями затрещавшие волосы.
Несколько мгновений я был вне соображенья.
Стог в яростном безмолвии пылал до неба.
Я не чувствовал тела своего. Пекло обожженное лицо, оно словно бы растворялось в дрожащем плавком воздухе, я исчезал, растекался, стараясь проникнуть в спасительную остужающую темень.
Присев на корточки в стороне, я лихорадочно затягивался сигаретой.
Скоро налетели всадники. Они завертелись, обкладываясь на дыбы, вокруг догоравшего стога, спавшего до малиновой кучи золы.
Я встал им навстречу.
Их лица были стерты гневом и возбуждением от опасности.
Увидев меня, Руслан прибил лошадь, взметнул поводья.
Лошади всхрапывали, глухо перестукивая копытами по земле, вскидывали колени, вращали, закатывали глаза, налитые отсветом пламени; земля дрожала под ногами.
Первый удар пришелся через темя. Второй — между лопаток.
Не давая опомниться, преграждая ходом лошадей путь к бегству, степняки погнали меня к ферме. Голова гудела колоколом, удары плети жгли руки, я пытался перехватить плеть, скинуть на себя всадника. Но скоро понял, что меня не слышат, — и, прикрыв руками голову, глаза, побежал.
Загнав меня во двор, Леша и Руслан спешились, стали вязать к столбу лошадей.
Женам Руслан крикнул, ударил кулаком воздух:
— Я же говорил, он это, его следы, меня не натянешь.
Ночь я провел вместе с коровой, которая чем-то болела и по временам издавала страшный стон, будто кто-то к ней подходил с ножом.
Я не спал. Петух вместе с полоской света проник в сарай. Он прокричался над моей головой. Птица сверху окатывала меня глазом — то одним, то другим, перекидывала на сторону алый гребешок.
Я отвернулся, опасаясь, что петух клюнет меня в ухо.
Горело лицо, опухшее от ссадин. Правый глаз видел темно и красно. Дрема тихонько сморила меня, и мне приснился двойник. Он лежал на боку среди пылающих маков. Голова его была запрокинута, в остановившихся белых глазах бежали гряды облаков…
Меня разбудил Леша, принесший воды умыться.
После в черном кулаке разжал два пузырька: перекиси и зеленки; дал кусок бинта.
В треугольнике зеркала, в котором дрожал и качался потолок, ныряла коровья морда с надрезанной губой и выставленной на языке глубокой язвой, тянулись пыльные пласты света у стропил, связки сухих трав, ряд разбитых горшков — я старался выхватить то, что осталось от лица, и выводил по нему бинтом с пенящейся перекисью, лил зеленку.