Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо
Шрифт:
В воздухе возле крепости Морро и замка Королевской Силы пахло саргассовыми водорослями и пряными цветами, раскрывающимися, видимо, только на ночь. В самом деле, приглядевшись, можно было обнаружить на фоне мрачной и грубой каменной кладки нежные белые граммофончики душистого табака, которые в стремительно наступающей темноте светились как звезды. В домах семьи готовились ужинать. В шумно булькающих котлах варили золотистый рис и черную фасоль, жарили на открытом огне свиные шкварки, разделывали морскую рыбу и тонкими ломтиками резали пресный хлеб. В зарослях вьюна и дикого винограда, увивающих каменные балконы с чугунными
Фидель, Микоян, Леонов и несколько человек охраны прибыли на небольшую площадку в горах, усыпанную песком и гравием. Здесь стояли большие брезентовые палатки и легкие деревянные бараки рабочих, и одна из этих палаток, похожая на солдатскую полевую кухню, с находящимся рядом брезентовым тентом, под которым стоял колченогий, наспех сбитый из остатков строительных материалов, стол, видимо, служила рабочим столовой. На грязном полу, полном щепок, бетонных комьев и строительного мусора, лежал солнечный переплет окна.
Рабочие, с загорелыми обветрившимися лицами, в костюмах, измазанных масляной краской и цементом, вышли из полосы дымного света бараков навстречу. Они были несказанно рады приезду высоких гостей. Фидель же был раздосадован и обрушил весь свой гнев на первого попавшего под горячую руку рабочего: команданте дал распоряжение подвезти на вершину горы несколько палаток, раскладных кроватей с новенькими одеялами и запас наилучшего продовольствия, но ничего этого не было! И высоких гостей никто, кроме рабочих, не встречал!
— Я думал, что смогу вам показать рассвет над Кубой с вершины нашей Гран-Пьедра, но вы видите, как нас встречают? — недовольно буркнул Фидель, обращаясь к Микояну. — Что будем делать? Вернемся в город, в гостиницу?
Анастас Иванович несколько секунд напряженно думал, сдвинув густые темные брови к переносице. Ему показалось, что эта ситуация — проверка его как человека: можно ли с ним будет дальше иметь дело? Вот если сейчас он отступится, проявит слабость, согласится вернуться в мягкую постель в гостинице, то резко упадет в глазах Фиделя, этого поразительного в своей целеустремленности и воле человека, способного выдержать более двух лет партизанской жизни: в тропической сырости, полной москитов, без полноценного питания и питьевой воды, без запаса сменной одежды и обуви, без медикаментов, но зато всегда под прицелом многочисленных солдат Батисты. Наверняка Фидель презирает безвольных и женоподобных неженок, предпочитающих комфорт мягкой кровати да теплой ванны свежему горному воздуху! Разочаровывать команданте Микояну не хотелось.
— Хотелось бы, однако, заночевать в горах, — наконец произнес Анастас Иванович. — Когда еще у меня в жизни будет такая возможность? Нельзя ли организовать хоть какой-нибудь походный ночлег?
Анастас Иванович отметил, что сейчас он вспоминал свою революционную юность, тоже весьма далекую от представлений о комфорте, и на его лице появилось воодушевление.
Он поймал на себе глубокий испытующий взгляд темных глаз Фиделя. «Любопытно наблюдать, как вы воспринимаете походные неудобства и трудности. О чем будете говорить в экстремальную минуту?» — прочитал Микоян в этом взгляде.
— Останемся здесь и встретим рассвет в горах! — подытожил Фидель.
Кроме Фиделя и Микояна остался переводчик и резидент КГБ Николай Леонов, которому удалось познакомиться с Кастро
Фидель, похоже, еще надеялся, что появятся его люди и подвезут палатки, кровати-раскладушки, белье и еду. Однако ни палаток, ни кроватей с матрацами, ни продуктов так и не привезли. Тогда Фидель сказал рабочим, что им придется потесниться, потому что они будут ночевать с Микояном прямо в рабочем бараке.
Между тем совсем стемнело, но вдали, под горой, зажглись окна домов — сверкающая россыпь золотых огоньков, каждый из которых возвещал о чуде человеческой воли и свободолюбивого духа. При свете этих вечерних огней кто-то читал, кто-то был погружен в раздумье, кто-то рассказывал другу или возлюбленной сокровенное. И каждому из этих живых огоньков нужна была пища: цель, заставляющая человека двигаться вперед, сопротивляться и познавать себя в борьбе с препятствиями и трудностями. И, вырывая у вечерней природы ее тайны и всеобщую истину, люди прокладывали себе путь к вечным вопросам: откуда ты и куда идешь? Кто твои родные по крови и кто — родственные души? Веришь ли ты в справедливость, в братство людей или только в деньги и звериную конкуренцию? Что такое счастье, любовь? В чем смысл твоей жизни?
— Наша революция многим в Штатах кажется невероятной. Кучка отчаянных головорезов без денег и достаточного количества оружия вышла против многотысячной армии Батисты и победила ее. И знаете, почему нам это удалось? — Фидель закурил сигару, и кольца пряного дыма потекли сизыми стройками в ночном воздухе. — Капиталисты этого никогда не поймут, потому что они мыслят единственной категорией: деньги. Но это всего лишь железные монеты или бумажки. Не деньги имеют подлинную силу, а идеи. Деньги — всего лишь средство для чего-то, и если нет цели, толку от них, как и других безликих предметов, немного, они просто протекут между пальцев как вода — и все. На деньги можно что-то купить или обменять, но только не настоящую победу. Потому что побеждают не вещи, а личности. Побеждает дух и воля.
Темнело стремительно, как это всегда бывает в тропиках и экваториальных широтах, кровавое зарево заката над Атлантикой смыла голубая акварель надвигающейся ночи. А потом вступившая в свои права теплая южная ночь растянула бархатный синий плащ над островом, и луна, напоминающая хрупкое перламутровое блюдо японского фарфора, величаво поднялась над горизонтом.
Фидель приказал развести костер над обрывом. Затрещали поленья, и резко метнулись тени, испуганные рыжим лисьим хвостом пламени. В отступившем мраке высветились высоченные метелки сухой травы, пальмовые черные веера и ветви акаций с круглыми как монеты листьями. Над костром, перевитый дымом, сверкая, дрожал ночной воздух.
На сумеречном просвете неба темнели рыжие черепичные крыши и клубы облаков, напоминающие черничное мороженое. Море, обведенное по горизонту золотой нитью, устало дремало. В скалистых проемах темных береговых ям шумно вздымалась и опадала вода: море дышало. Бледно светились звезды, и монотонно верещали цикады, мрак усилился тревогой южной ночи, всегда предшествующей рассвету.
Спустя годы об этом эпизоде Фидель Кастро рассказал на конференции 2002 года, посвященной Карибскому кризису в Гаване (далее цит. по: С. Микоян. «Анатомия Карибского кризиса», с. 72).