Пляски розовой лошади
Шрифт:
– Стареешь, Джо!
Эта фраза много лет назад была заимствована им из какого-то вестерна, название которого он уже и забыл. Помнил только сцену, где ковбой промахивается, стреляя из пистолета по цели, хотя до этого промахов не допускал.
Судьбоносный посмотрел на часы. Восемь утра по самарскому времени.
Кстати, со временем тоже интересная история получилась. С того момента, как Блок изобрел новый способ передвижения, хотя это и было совсем недавно, стрелки на всех космических кораблях стали идти по самарскому времени. Это он настоял. А связано все с тем, что сам он родом из Самары и работал там в ракетном конструкторском бюро, где сделали
– Всем известна классическая фраза: «Хьюстон, у нас проблемы». И весь мир знает, что Хьюстон – центр космонавтики в Штатах. Ну хорошо. А у нас? У нас что? Да ничего. Кому о нас известно? Только про Москву и знают. И ладно бы с одним космосом так. Так нет же. Вот даже в поездах московское время? Поезд Хабаровск – Владивосток, отправление в два часа ночи. Московские два часа ночи. А ничего, что разница во времени составляет семь часов, и до того, сколько сейчас в Москве, во Владивостоке дела никакого нет? А если бы…
И вот настал этот момент «если бы». Когда Блок рассчитал существование туннелей и доказал, что система будет работать, он набрался наглости и заявил: подробные расчеты и описание теории не отдаст, пока ему не пообещают, что после того, как первый космический корабль такого типа взлетит, время на всех остальных кораблях будет соответствовать земному самарскому времени. И то ли высшие чиновники поначалу не поверили его россказням о том, что вполне реально сделать прыгающий по туннелям корабль и за немыслимо короткое время допрыгать хоть к космическому черту на рога, то ли кто-то в шутку согласился, лишь бы уж не расстраивать уважаемого ученого, но в итоге дело было сделано – бумага подписана. А скоро, когда первый корабль был готов, поскакал к планете на расстоянии пятьсот тысяч световых лет (короткий полет – опробовать новую технологию) и благополучно прискакал обратно, – нечего делать, пришлось часы переводить. А поскольку всем в мире до гениального ума Блока и такой технологии было, как говорят в Украине, «як до Києва рачки» 4 , эти космические аппараты нового типа все стали покупать у нас и устанавливать на них часы с самарским временем. Таковым было условие контракта. И именно этот перевод времени в космосе Блок считал своим самым большим достижением и очень этим гордился.
4
Как в Киев на четвереньках (укр.).
Судьбоносный встал с дивана, пошел в ванную, посмотрел в зеркало на свое помятое лицо, сказал: «Да уж» – и начал раздеваться, чтобы принять душ.
Через полчаса, посвежевший, гладко выбритый и переодетый, он был готов позавтракать, и от мысли об этом его настроение улучшилось.
Он вышел из кабинета, услышал, как щелкнул замок (двери отпирались и запирались автоматически при приближении или удалении хозяина комнаты), повернул направо и направился по коридору к лифту – спуститься на второй этаж, где находилась столовая.
– Сделали бы уже телепортатор, что ли! – сказал Судьбоносный, войдя в лифт и встретившись
– Это чтобы прямо из кабинета в столовую? – спросил тот, улыбаясь.
– Ну конечно!
– Да ты и так какое пузо отрастил! – сказал Фридман, смеясь. – Так хоть прогуляешься, килограммчик-другой скинешь. Здесь все продумано! Специально для таких, как ты!
Ирония состояла в том, что сам Фридман выглядел едва ли не в два раза крупнее Судьбоносного, с которым они были знакомы много лет. Вообще, шутки про лишний вес он любил чрезвычайно. И даже своего коллегу инженера Иваницкого, который по сложению чуть толще черенка от лопаты – кожа да кости, – то и дело похлопывал по плечу, приговаривая:
– Эх, Витя, набрал же ты в весе, скажу я тебе! В прежние времена тебя бы и на борт-то не пустили.
За такие слова на него никто не обижался, потому что, во-первых, делал он это по-доброму, а во-вторых, все понимали, что шутит-то он над собой. А со своим лишним весом он ничего поделать не мог – или не хотел.
Так, перекинувшись еще несколькими фразами, Судьбоносный и Фридман вышли из лифта и двинулись в сторону столовой.
– А ведь лет пятнадцать назад нас с тобой в рейс не взяли бы! – сказал Фридман.
– Из-за твоего живота? – уточнил Судьбоносный.
– Почему сразу из-за моего? – изобразил удивление Фридман.
– Потому что он на десятерых тянет!
– В другой раз так и скажу: значит, это килограммы за меня, за Судьбоносного и еще… Вон еще за Блока.
Они остановились у двери столовой, куда в то же самое время с другой стороны коридора подошел Иван Блок.
– Что это – за меня? – спросил он, здороваясь за руку с Фридманом и Судьбоносным.
– Да, говорю, из-за тебя я тут… из-за тебя. Не изобрел бы ты этот прыгучий движок – так и сидел бы я сейчас дома, смотрел «Рабыню Изауру», как в старые добрые времена…
– Это почему? – спросил Блок.
– А кто бы пустил на борт мои сто пятьдесят килограммов?!
И он залился смехом.
– Да, топливо экономить мы научились, – сказал Блок. – Так что добро пожаловать! Можешь еще немного добрать!
– Вот сейчас и доберу!
Приятели засмеялись, перешагнули порог столовой, но вдруг где-то в коридоре, сзади, услышали звук рвотных позывов.
– Что за?.. – спросил Блок, развернулся и выглянул в коридор (он вошел последним и потому стоял ближе всех к двери).
Он посмотрел направо – пусто, налево – и глаза его расширились, а на лице появилось выражение крайнего удивления. В нескольких метрах от входа в столовую, согнувшись пополам и опершись рукой на стену, стоял Капитан Назаров. Его рвало. Рядом с ним с одной стороны валялась еще дымящаяся сигарета, а с другой – бутылка водки, из горлышка которой вытекали остатки.
Рвотные позывы еще раз сотрясли его тело, он издал: «Бэ-э-э», выдал на стену небольшую порцию жидкости и произнес что-то нечленораздельное, эмоциональным посылом похожее на ругательство.
Блок повернулся к товарищам:
– Господа, по-моему, там капитан.
Фридман вытаращил глаза и переспросил:
– Ка-пи-тан?
Судьбоносный молча сделал шаг к двери и выглянул в коридор.
– Да. Это он.
– Дайте-ка поглядеть!
Фридман растолкал приятелей и вышел в коридор.
– Матерь божья! – воскликнул он, увидев пьяного блюющего Капитана Назарова.
А тот точно почувствовал, что на него смотрят: не разгибаясь, повернул голову на бок, увидел Фридмана, какое-то время как будто соображал, кто это, а затем, словно вспомнив, заорал: