Пляски теней
Шрифт:
Почему же ты ничего не видишь? Приезжаешь в мой дом, счастливая, наполненная, и не чувствуешь угрозу? Не видишь, как я прячу глаза, как отчаянно ссорюсь с твоим мужем, пытаясь за резкими словами скрыть то, что разрывает меня изнутри. Не видишь, как он не может сдержать своей ярости и так откровенно, несдержанно ревнует меня ко всему: к моему мужу, к моим друзьям, к моей прежней жизни, к моим увлечениям, ко всему миру, где по какой-то нелепости, по какой-то ошибки судьбы нет его.
Почему же ты ничего этого не видишь,
Говорят, что тот, кто не хочет видеть, хуже слепца, что это безумие – закрывать глаза на все, что может пошатнуть понятную, предсказуемую, комфортную жизнь. Может, и так, но можно ли ломать чужие жизни только потому, что от любви тебя разрывает на части? Даже если это надуманная, иллюзорная жизнь. Говорят, в любви правил нет. Возможно, и нет.
Потому что, отказываясь от любви из-за чувства вины, из-за страха причинить боль своим близким, из-за жертвенных порывов раствориться в детях, из-за осуждающих ухмылок за твоей спиной, из-за возраста, наконец, – отказываться от любви во имя всего этого – преступно.
Без любви мы ничего не стоим, только любовь избавляет нас от лжи, от страданий, от изломанного мира, в котором одиночество в порядке вещей, где ложь стала частью нашей натуры, где каждый разыгрывает давно осточертевшую ему семейную роль, балансируя на грани нервного срыва, боясь сделать шаг к свободе, к своей мечте.
Страшно ли мне? – думала Маша. – Конечно, страшно. До одури. До нервных судорог. До рвотных позывов. Страшно.
Потому что там, за чертой, может быть еще хуже.
Потому что, сделав этот шаг, ты можешь оказаться в еще большей ловушке.
Потому что это может обернуться самоуничтожением и, кроме страдания нашим близким, тем, кто нас любит и кто нежен с нами, ничего не даст.
Потому что ты можешь разбудить в себе дракона, который, насытившись твоей страстью, в конце концов, сожрет и тебя.
Потому что рыцари на белом коне – это вымысел, химера, это миф, манящий и лживый.
Или, может быть, все же есть исключения из правил, и ты встретила настоящую любовь, без которой ты лишь медь звенящая? Любовь, которая испепелит твое одиночество и наполнит смыслом твою жизнь? Ведь не может быть, чтобы все эти романтические истории о бесконечной любви, о мистическом слиянии двух половинок в один сияющий образ, о предначертанной еще до нашего рождения встрече, о тихой старости рядом с любимым, ведь не может быть, в самом деле, чтобы все это было ложью.
Маша смотрела на своих гостей, на бесконечно близкого ей мужчину, который из-за какой-то ужасной ошибки судьбы существует в параллельном, чужом мире, на его счастливую жену, и понимала, что исправить уже ничего нельзя. Все будет так, как должно быть.
ГЛАВА 24
ОХОТА
Татьяна уезжала из города на несколько дней. Стоя на перроне, она поцеловала мужа и сказала:
– Не скучай
Александр поежился. «Ну да, на охоту, – подумал он. – Если бы только на охоту…». Отношения с Машей достигли той критической точки, когда нужно было или расставаться, или переходить на следующий уровень. Ни к тому, ни к другому Александр был не готов, хотя и чувствовал приближение неминуемой развязки.
Вечером, после работы, он вернулся в пустой дом, запустил внутрь собаку, пушистую западносибирскую лайку, накормил ее, сварганил незатейливый холостяцкий ужин, яичницу с пятью оранжевыми глазками, налил в бокал «Рябину на коньяке» и включил свой любимый старый вестерн «Дилижанс».
Внезапно зазвонил телефон. «Пациенты, наверное», – раздраженно подумал Александр и нажал кнопку ответа.
– Саша! Говорить можешь? – заорал на другом конце провода Ленька Якут.
– Могу.
– Давай, приезжай сейчас на базу! Тут твой друг Коричневый вернулся, ходит вокруг лабазов третий день и орет. Мужики на вышках боятся сидеть, охоты никакой. Короче, приезжай и сам разбирайся со своим зверем. Он ведь не отстанет.
– А что, самим не убить?
– Да он не выходит, ходит и ревет только. Все зверье разогнал, и кабанов тоже. Короче, медведь твой, ты сам с ним и разбирайся!
Это было предложение, от которого невозможно было отказаться. Александр вздохнул, ощутив внутри знакомый холодок опасности.
Коричневого он подстрелил дней десять назад. День тогда был хмурый, дождь лил как из ведра – для охоты самая отвратительная погода. Бесцельно промаявшись несколько часов, Александр вышел из леса еще засветло и направился в сторону деревни, предвкушая, как придет в Машин дом, переоденется в сухую одежду, выпьет чашку горячего кофе. Представлял, как приятно будет сидеть в тепле, и слушать треск горящих в печи дров, и смотреть, как вокруг стола хлопочет тайно любимая им женщина.
Когда вдалеке уже виднелись крыши домов и до деревни оставалось пройти лишь один поворот лесной дороги, Александр увидел медведя. Сначала охотник принял его за лося, за взрослого теленка, настолько тот был огромен. Медведь стоял к Александру спиной и что-то нюхал на дороге. Его мокрая шерсть завивалась на гачах забавными кудряшками. «Вот это чутье, – подумал охотник, – это же он мои следы входные разбирает! Я прошел здесь четыре часа назад, и все это время, не переставая, лил дождь».
Между охотником и его добычей было шагов пятьдесят, пустяк для карабина. Александр подошел поближе, чтобы не мешали свисающие над тропой ветви деревьев, поднял карабин и замер. Медведь по-прежнему стоял задом, принюхиваясь к следам на дороге. Он упорно не хотел подставлять охотнику ни голову, ни хотя бы бок. «Выстрелю в зад, он вскинется, вторую пулю пущу между лопаток»… После выстрела медведь подпрыгнул, вытянувшись во весь рост, и, вскинув вверх передние лапы, взревел. Александр слишком резко дернул затвор – второй патрон заклинило. Медведь, словно взбесившийся бульдозер, с ревом развернулся, а затем одним прыжком исчез в лесу.