Плясун. Книга первая. Сказка про белого бычка
Шрифт:
— Ладно, спроси у них, где их начальство.
С трудом подбирая слова, Рафик перевел артистам вопрос шефа.
Женщины и старик переглянулись между собой, кажется, что-то поняв.
Решительным жестом отодвинув дам в сторону, дедок выступил вперед и, хитро прищурившись, протянул вперед правую руку ладонью вверх.
— Ага, бакшиш требует! — удовлетворенно заулыбался Мирза.
Это был уже понятный и для него язык.
Достав из кармана портмоне, он раскрыл его и извлек пачку купюр. Выбрал достоинством поменьше, однодолларовую, и протянул старцу. Тот, взяв американскую валюту
— Тебе чего, мало?
Добавил еще пятерку.
Снова отрицательный кивок.
— Может, тебе сумы нужны, дед? — хихикнул «мишка Гамми», помахав перед носом деда радужной сотенной бумажкой.
И эта не произвела должного впечатления.
— Ну, я не знаю, чем тебе угодить, аксакал, — развел руками хокимов сын. — Евро у меня нет и ваших риалов тоже. Вот, сам посмотри.
Он развернул перед носом привередливого деда бумажник. Старик сунул туда свой нос, и вдруг лицо его расцвело беззубой улыбкой. С радостным клекотом он выудил из недр рахимовского лопатника четыре блестящих монеты. Две достоинством в двадцать пять сумов с портретом Джалолиддина Мангуберды, [38] одну — пятьдесят сумов и одну — сто. Полтинник и сотня ему не очень приглянулись, а вот четвертаки с лицом хорезмийского султана привели деда в непонятный восторг. Зажав один в кулачке, остальные три монетки он вернул на место.
38
Джалолиддин Мангуберды (1199–1231) — султан, полководец, возглавлявший борьбу хорезмийцев с монголами.
Кивнул головой и сделал приглашающий жест. Мол, следуйте за мной. И засеменил по каменной мостовой шоссе.
— Вот чудик, — хмыкнул Мирза, пряча бумажник. — Позарился на четвертак, отказавшись от доллара. А ведь тот в сорок пять раз дороже.
По пути им попадались редкие прохожие. То ли из-за жары, то ли из-за занятости на съемках людей на улицах чудного города-крепости было мало.
Рахимов заметил одну странность. При всем том, что одеты люди были в духе среднеазиатской старины, внешне они мало походили на жителей Востока. Какие уж тут иранцы. Те все смуглые, темноволосые и горбоносые, а эти — светленькие, что волосами, что кожей. И черты лиц скорее европейского склада, чем азиатского.
И все, как один, с неподдельным изумлением разглядывали узбеков, тыча в них пальцами и перешептываясь между собой.
Что-то тут явно не так.
Попробовал поговорить со стариком на религиозные темы. Мусульман всех стран объединяет слово Божье. Вот и прочел пару подходящих аятов из Корана на тему гостеприимства и дружелюбия. Напевная арабская речь, равно как и упоминание имени Аллаха, не произвели на деда ни малейшего впечатления.
Странно, обычно люди его возраста отличаются набожностью. Особенно же иранцы, где вся власть находится в руках исламского духовенства.
Зашел с другой стороны, упомянув имена аятоллы Хомейни и нынешнего
А может, это никакие не киношники, а что похуже? Какая-нибудь новая секта, например. Построили себе ашрам или что там у них, и теперь вот спасаются, отказавшись от благ цивилизации.
Но все равно не ясно, как могло быть сооружено все это на землях, формально подчиняющихся Улугбеку Каримовичу Рахимову? Ничего, выясним.
— Спроси его, далеко ли еще идти, — велел Рафику.
Выслушав сбивчивую фразу нукера, которую пришлось повторить пару раз, аксакал махнул рукой вперед и засеменил дальше.
Вскоре они подошли к развилке.
Слева высился тот самый двухступенчатый храм (как его определил Рафик), перед которым лежала площадь. За храмом виднелся какой-то водоем, около которого расположился небольшой базарчик.
— Может, сходим, съестным разживемся, Мирза-ака? — жалобно проблеял нукер. — Жрать хочется. И пить тоже.
В его словах был резон. Да и вообще, где же еще раздобывать на Востоке информацию, как не на базаре?
— Начальство ваше где? — с помощью телохранителя осведомился «мишка Гамми» у провожатого.
Он махнул рукой, указывая направо.
Там стоял тот самый высокий трехбашенный дворец, который путники заметили еще у ворот.
— Ладно, отец, свободен, — распрощался с дедком Рахимов-младший. — Рахмат, спасибо, шукран. Уверен, что не хочешь доллар?
Помахал купюрой перед носом старика, но тот снова остался равнодушен к бумажке с портретом Вашингтона.
— Ну, как знаешь. Может, другие сговорчивее окажутся.
Старик повернулся к ним спиной и засеменил обратно по проспекту, а узбеки нацелились на базар.
Первым делом они, конечно, освежились у городского фонтана. Вода в рукотворном водоеме была теплой, но не застоявшейся и не воняла. Видно, ее меняли. Но как? Подводных труб не было видно. Неужели наполняли и вычерпывали такую махину вручную?
Сняв пиджаки и засучив рукава рубашек, Мирза и его телохранитель умылись, смочили водой головы. Пить не решились. Мало ли что…
Базар был по-восточному щедр, хоть и маленький.
Лепешки, присыпанные кунжутом, истекающая медом пахлава, зажаренные целиком на вертеле бараны, ароматный розовый шербет, копченая сомятина, орехи, желтобокие дыни, нежные персики, крупные сливы, тяжелые кисти винограда — все, чем богата каракалпакская земля.
Странным показалось отсутствие неизменных котлов с пловом и лотков с шаурмой. А еще нигде не было видно традиционных импортных товаров. Ни тебе жвачки, ни чупа-чупсов, ни банок с кока-колой и пепси, ни чипсов-сухариков-орешков.
Точно, сектанты, встревожился Рахимов-младший.
Облюбовав себе запеченную с приправами баранью голову, до которых был страшный охотник, пристрастившись к этому лакомству в Марокко, «мишка Гамми» ткнул в нее пальцем и поинтересовался у улыбчивого торговца:
— Сколько стоит? How much?
Перс, разумеется, не понял или сделал вид, что не понимает.
— Переведи! — распорядился Мирза, которого эта «безъязыкость» на родной земле уже начинала раздражать.
Выслушав вопрос, продавец показал им три пальца и что-то прокаркал.