Плясун. Книга первая. Сказка про белого бычка
Шрифт:
Конечно, он виноват… Вернее, виноваты его люди, потому как верховный жрец непогрешим. И все-таки, кто дал царю право отчитывать, словно нашкодившего мальчишку-ученика, того, кто является глазами и голосом Ахура-Мазды?
Малек же как будто не понимает того, что играет с огнем. Священным огнем.
Жрец поднял глаза, до этого буравившие ковер, и вперил взгляд в повелителя.
Тот нервно прохаживался по своей опочивальне взад-вперед.
На царе был надет его любимый длинный кафтан красного цвета, доходивший до щиколоток, отделанный мехом по вороту, бортам и подолу. Широкие шаровары, невысокие
Любит рядиться, молокосос. Почти полный царский убор. А ведь кто, казалось бы, его тут видит? Не из почтения же к сединам святейшего разоделся.
Вазамар знал, что малек его недолюбливает и не скрывает этого, пренебрежительно отзываясь о мобедан мобеде в кругу ближних придворных. Ему о том не раз доносили.
— Что теперь будем делать? — снова и снова спрашивал Артав, теребя кисти пояса. — Румы оскорблены. Они требуют расследования факта нападения на дочь посла и ее охрану.
— Требуют, так расследуем, — пробурчал жрец. — Хотя, напомню вашему величеству, что мы уже один раз предлагали им расследовать случай с покушением на самого посла. Тогда они отказались, сославшись, что это их личное дело.
— Но они грозят отказом от участия в празднестве и священных играх! — воскликнул молодой правитель.
— И навлекут на себя гнев богов! — пообещал слуга Ахура-Мазды, недобро прищурив око.
Кто знал святейшего, непременно бы устрашился, ибо это движение брови, как правило, предвещало грозу. Но владыка не обратил на него внимания, снова стал быстрым шагом прохаживаться по комнате, объятый страхами и тревогами.
Вазамар же, вздохнув, окинул взглядом покои. Это было обширное, богато украшенное помещение. Стены были покрыты барельефными стилизованными изображениями громадных бараньих рогов, символизирующих зороастрийского бога войны и побед Веретрагну, под ними — фигуры царей, стоящих на вершинах гор, между рогами — небольшие фигуры чернокожих воинов — трубачей. У одной из стен находился очаг-камин с горящим в нем священным огнем, посвященным все тому же военному богу. Время от времени здесь совершались обряды, связанные с войной и воинскими функциями царя.
Вообще, конечно, дворец, выстроенный отцом нынешнего малека, поражал своей роскошью. В полусотне его покоев выделялось несколько блоков помещений, изолированных друг от друга и отличающихся по своим функциям, и всего пару комнат являлись жилыми. Почти все залы дворца пышно украшены живописью и скульптурой. Живописцы потрудились, создавая многообразные по сюжету и технике росписи, выполнявшиеся на толстом слое белой штукатурки минеральными красками, растертыми на растительном клее, основные контуры намечались черной краской. Их палитра буйствовала цветами и оттенками: черный и белый, синий и голубой, розовый, ярко-красный и бордо, лимонно-желтый и оранжевый, бледно-и темно-зеленый, коричневый и фиолетовый.
Нет, что ни говори, старый малек был подлинным хозяином как своего дома, так и страны. Этот же… недоразумение богов какое-то.
Так трясется из-за недовольства горстки вооруженных чужеземцев, точно на Город напала стая дэвов.
Да напустил бы на них своих любимчиков-плясунов,
Предложил вот он царю так-то поступить. Куда там! И слышать не хочет. Не о своих ли «танцорах» печется, прослышав о чудесном воине, появившемся среди пришлецов.
У Вазамара по поводу этого парня свои соображения имелись. Но делиться ими с царем он не спешил. Равно как и сведениями о двух других людях, оказавшихся в руках румов, чтоб их дэвы побрали. Румов, конечно, а не парочку колдунов.
Из-за них, собственно, и затеял мобедан мобед всю эту историю со взятием заложников. Хотел потихоньку, не от своего имени провести переговоры и обменять одних пленников на других.
Не вышло.
Если бы не этот странный Плясун…
— Ты слышишь меня, святейший? — прервал его размышления малек Артав.
— Да, конечно, ваше величество, — закивал жрец, хотя ничегошеньки он не слушал, думая о своем.
— Ничто не должно омрачить наш великий праздник.
— Разумеется.
— Поэтому ты должен как-то уладить нашу… размолвку с румами. Или тебе тяжело? Все-таки возраст уже не тот…
Щенок! О возрасте заговорил. Да еще тебя переживем.
— Тогда так и скажи. Я попрошу Тутухаса…
— Нет, ваше величество. Зачем беспокоить достойного советника? Ваш ничтожный слуга и сам справится. Прикажете найти злодеев и отослать румам их головы?
Артав содрогнулся. Не любил он этих крайностей.
— Зачем… головы? Пусть им покажут тела. Думаю, будет вполне достаточно.
— Как прикажет великий малек, — склонил седую голову мобедан мобед, в душе довольный таким решением.
«Портить» своих лучших воинов он не хотел. Сгодятся еще для завершения этого дельца.
— Как идет подготовка к празднеству? — перешел к более скучным и рутинным вопросам царь.
— Все готово, ваше величество. Сначала, как и водится, торжественная служба в большом храме. Потом шествие к ристалищу. Там танцы, парные поединки, травля преступников животными. Ну, все как всегда. Ближе к ночи — пиршество…
Выйдя из покоев малека, верховный жрец нос к носу столкнулся с ненавистным Тутухасом.
Соперничество между двумя высшими сановниками Царства за влияние на владыку, а значит, и на всю политику державы, тянулось не первый год.
Оба стали рядом с Артавом, едва молодой государь принял царство.
Тяжелые были времена, надо сказать.
Страна только-только освободилась от ига цинов, но лишь для того, чтобы вновь попасть под пяту кушан. Их новый повелитель Канишка затеял многолетнюю войну с государством Цин, и Артаву поневоле пришлось выступить в качестве союзника кушан, поставляя им воинов, лошадей и провиант.
Хозяйство пришло в упадок, поля не засеивались в течение нескольких лет. Как только выжили?
Но все проходит. Хвала великим богам, война оказалась непродолжительной, а Канишка — благородным и благодарным союзником. Перенес центр своей державы из Бактрии в Индию и занялся устройством обширных территорий империи. Не вмешиваясь в дела Артава и его царства.