Пляж
Шрифт:
— Что случилось с ящерицей, Дак?
— С ящерицей?
— Она убежала. Во время грозы она оставалась у меня на ладони, а здесь она убежала.
— Мне помнится, она убежала во время грозы, Рич.
— Но я держал ее в руке.
— Ты в этом уверен, Рич?
Восковая лужица на верхушке свечи стала слишком большой. Неожиданно она пролилась через край, и фитилек снова ярко загорелся, обрисовывая четкую тень на потолке. Там был контур бескрылой летучей мыши с повисшими когтями и тонкими лапами.
— Молния, — прошептал я.
Челюсть выдалась вперед:
— Вот молодец…
— Да пошел…
— Хорош
— … ты.
Минуты пролетали незаметно.
Разговор
Утро уже давно наступило, подумал я. Просто стало очень жарко. Внутри дома царила темнота, свеча по-прежнему горела, а значит, временные ориентиры отсутствовали.
В ногах моей кровати сидел Будда в позе лотоса. Ладони его покоились на бледно-желтых коленях. Необычный Будда — женщина с американским акцентом. Под ее темно-оранжевой майкой отчетливо обрисовывались тяжелые груди; ее длинные волосы были собраны в пучок, отчего ее лицо казалось совершенно круглым. На шее у нее висело ожерелье из морских ракушек. Возле нее горели курительные палочки. Ароматный дым тонкими спиралями устремлялся к потолку.
— Доешь, Ричард, — сказала Будда, указывая глазами на миску, которую я держал в руках. Она была сделана из половинки недавно сорванного кокоса, и в ней еще оставалось немного приторного рыбного супа. — Доешь его.
Я поднес миску ко рту. Запах благовоний смешался с запахом рыбы и сладкой приправы.
Я снова опустил миску:
— Не могу, Сэл.
— Ты должен доесть его, Ричард.
— Меня вырвет.
— Ты должен, Ричард.
У нее была американская привычка часто повторять ваше имя, что производило странное впечатление обезоруживающей фамильярности и одновременно принужденности в обращении.
— Честное слово, не могу.
— Тебе это поможет.
— Я уже почти все съел. Посмотри.
Я поднял миску, чтобы она могла убедиться, что я не вру. Мы уставились друг на друга через испачканные кровью простыни.
— Ну хорошо, — наконец вздохнула она. — Наверное, этого будет достаточно. — Она скрестила руки на груди, прищурила глаза и сказала: — Ричард, нам нужно поговорить.
Мы были одни. Время от времени кто-то заходил в дом, кто-то выходил, но я не смог никого увидеть. Я слышал, как открывалась дверь в противоположном конце дома. Пока она оставалась открытой, в темноте виднелся маленький прямоугольник света.
Когда я начал рассказывать о том, как обнаружил тело мистера Дака, Сэл помрачнела. Ее реакция была не слишком явственной: у Сэл только резко дернулись брови и напряглась нижняя губа. Наверное, она уже знала о смерти Дака от Этьена и Франсуазы, поэтому эта новость не ошеломила ее. Ее эмоции было трудно понять. Казалось, она больше всего сопереживала мне и будто сожалела о том, что мне приходится рассказывать такие ужасные вещи.
Больше Сэл ничем не выдала своих чувств. Она не перебивала меня, не хмурилась, не улыбалась и не кивала головой. Она просто неподвижно сидела в позе лотоса и слушала. Сначала ее бесстрастие приводило меня в замешательство, и я умышленно сделал паузу после изложения основных событий, чтобы дать ей время высказать свое мнение, но она лишь молча
Она действительно вела себя как священник. У меня возникло чувство, что я нахожусь на исповеди. Я виновато описывал панику, охватившую меня на плато, и пытался оправдаться в своей лжи полицейским. Молчание, с которым она все это выслушивала, было похоже на отпущение грехов. Я даже невнятно упомянул о своем влечении к Франсуазе, чтобы снять камень с души. Наверное, слишком невнятно… и Сэл не поняла меня, но попытку я сделал.
Единственно, о чем я умолчал, так это о том, что я дал еще двум людям карту, на которой было указано, как добраться до острова. Я понимал, что должен рассказать ей о Зефе и Сэмми, но подумал, что ей может не понравиться, что я выдал тайну. Лучше подождать, пока я больше узнаю про обстановку на острове.
Я также не сказал ей о своих снах, в которых появлялся мистер Дак, но я не сделал этого по другой причине. Не видел в таком признании никакой необходимости.
Я нагнулся за лежавшей в моем мешке пачкой с двумя сотнями сигарет, чтобы дать понять, что заканчиваю рассказ о моих приключениях, доведя его до того момента, как я вошел в лагерь и потерял сознание. Сэл улыбнулась, атмосфера исповеди улетучилась, резко сменившись на прежнюю, исполненную непринужденности.
— Э-эй, — протянула Сэл слово в типичной североамериканской манере. — Ты, без сомнения, прибыл сюда подготовленным.
— Гм, — ответил я, насколько это позволял процесс прикуривания от пламени свечи. — Я самый наркоманистый из наркоманов.
Она рассмеялась:
— Я вижу.
— Хочешь сигарету?
— Нет, спасибо. Как-нибудь обойдусь.
— Бросаешь?
— Уже бросила. Тебе тоже стоит попробовать, Ричард. Здесь это будет совсем не трудно.
Я сделал несколько быстрых затяжек, не втягивая дыма, чтобы выжечь из сигареты привкус воска:
— Я брошу, когда мне стукнет тридцать. Когда у меня будут дети.
Сэл пожала плечами.
— Как хочешь, — сказала она, улыбнувшись, и по очереди провела пальцами над каждой из бровей, чтобы вытереть пот. — Ну что ж, Ричард, твое путешествие сюда смахивает на приключение. Обычно новые гости добираются сюда с проводником. А твой случай очень необычный.
Я ждал продолжения, но его не последовало. Вместо этого она вытянула ноги, как будто собиралась уходить.
— Можно, теперь я задам тебе несколько вопросов, Сэл? — быстро спросил я.
Она бросила взгляд на запястье. Часов она не носила: это движение было чисто инстинктивным.
— У меня есть дела, Ричард.
— Ну пожалуйста, Сэл. Ведь мне так много нужно у тебя узнать.
— Конечно, я понимаю, но ты все узнаешь со временем. Не нужно торопиться.
— Всего лишь несколько вопросов.
Она снова села в позу лотоса:
— Пять минут.
— Хорошо. Ну, во-первых, мне хотелось бы немного узнать обстановку. Я имею в виду — что это за место?
— Это морской курорт.
Я недоуменно поднял брови:
— Морской курорт?
— Место, куда приезжают для того, чтобы провести отпуск.