Плыть против течения
Шрифт:
Я и не знала, что был выбор.
— Думаю, некоторые символы я поняла, — сказала я. — Луна — это фаза луны, да? А цветы указывают на месяц.
— Верно, — его голос был теплым. Гордым. — Совершенно верно.
— Что там еще?
— Всякое. Я покажу… — он замолк. Он не мог мне показать, если Жиль хотел его повесить.
— Но она не мертва. Мы ее видели. Нужно лишь показать Жилю, и ему придется тебя отпустить. Она — доказательство, что ты невиновен.
Но в тишине голосов в моей голове шептал, что
— Есть лекарство? — сказала я. — Мы можем ее вернуть? Тогда она расскажет ему сама? В дневниках должно быть.
Он долго молчал.
— Я смотрел. Конечно, я искал.
— И?
— Мы посмотрим снова. Вместе. Когда это кончится.
В его голосе была нежность отца, пытающегося убедить дочь, что все будет хорошо. Жаль, что он врал.
— Не стоит мне врать, — тихо сказала я. — Я уже не ребенок.
— О, Альва, — попытался утешить меня отец. Но не мог. Тут не было утешения.
Те, кого они не убивали, становились как они, пополняли их ряды. Моя мать. Джеймс. Я подумала о Гэване. Его укусили, как скоро он станет таким?
Я боялась раньше, представляя, как они доберутся до Балинкельда и дальше под покровом тьмы. Но теперь было хуже. Потому что они будут расти в количестве, добираясь до новых мест. Они будут двигаться, пополнять ряды, будто болезнь. Зима придет, и их никто не сможет остановить. Ни подковы, ни пули…
Мои мысли застыли.
Серебряные подковы на домах.
Серебряные пули в пистолете.
Серебро.
— Пистолет, — сказала я. — Из которого ты стрелял в ту ночь. Револьвер. Пули серебряные?
— Как ты… он у тебя? — удивился отец. — Я думал, она его как-то забрала… Да, они серебряные. Только это работает против них, по легенде. Я купил ей пистолет, когда мы женились. Это традиция наомфуила — давать что-то серебряное невесте.
— И ты выбрал пистолет с серебряными пулями?
— Она попросила. Хотела свой пистолет. Он еще у тебя?
— Он дома, — я надеялась.
— Он нам нужен.
— Сначала нужно выбраться отсюда, — ответила я.
И спохватилась. Нам. Он был долгое время моим врагом. Я не могла теперь считать его союзником. Но он был им. Всегда был. Мы потратили так много времени.
— Ты не убил ее, — сказала я. Было важно услышать это.
— Нет.
— Прости, — это тоже было важно. — Я думала… я так долго думала, что ты это сделал… я боялась…
— Думала, что я убил бы и тебя? — он звучал печально.
— Прости, — повторила я.
— Ты делала то, что должна была. Понимаю, — сказал он. — Иди сюда.
Я прижалась лицом к прутьям двери и увидела, что он вытянул руку ко мне. Я тоже так сделала и сжала его ладонь. Его ладони были больше моих, кожа огрубела от работы. Его пальцы были холодными, и я виновато вспомнила, что у
Это не длилось долго, он был в том же положении, что и я: прижимался к стене, выгнув плечо, чтобы дотянуться. Но было приятно. Я хотела многое сказать: что хотела убежать, что теперь не хочу это делать. Что он почти угадал, решив, что Рен ухаживал за мной, и что я была не против. И что Мэгги Уилсон оказалась не противной.
Но я этого не сказала. Я была суеверной, не хотела искушать судьбу. Я будто прощалась бы, когда нужно было здороваться. Мы были чужими друг другу, хоть он был моим отцом. Но будет еще время исправить это. Мы сможем помириться. Просто нужно пережить это.
Мы не говорили остаток ночи, но не страшно. Впервые в жизни это было хорошей тишиной, напряжение между нами пропало. Может, он спал, но я — нет. Я составляла план.
Как только Мэгги заберет меня, я отведу ее в сторону и все ей расскажу. Мой отец был защищен в тюрьме, но я заставлю кого-то принести ему еду и воду, а еще одеяла. Мне нужно было вернуться в дом и забрать пистолет и сумку.
У меня было восемь серебряных пуль. Этого мало, но если собрать все серебро в Ормскауле, все ложки и кольца, пряжки и броши, и растопить их, то Йен-кузнец сделает больше. Этого хватит на всех тех существ. На все пистолеты в Ормскауле. Я буду сидеть у их логова, сколько нужно, и отстреливать их по одному, пока они будут вылезать. И пока они будут пытаться остановить меня — они точно попробуют — отряд прибудет и заберет Кору и других выживших.
Я услышала крики снаружи, вяло поднялась и позвала:
— Папа.
Небо стало светлеть, и я увидела силуэты, суетящиеся у клетки, несущие плотную ткань. Я смотрела, как они разворачивали ее, бросали на клетку, закрывая существо, что было Джеймсом, чтобы оно не сгорело. Он все еще сжимался, и на миг я пожалела его. Я не знала, сколько в нем осталось от Джеймса Баллантина. Помнил ли он, знал, кем был Джим, когда убил его? Мог ли он еще говорить?
«Могла ли она?».
Клетку накрыли, мужчины подошли к ней, нервничая. Они подняли ее, Йен и трое других, включая Диззи Кэмпбелла, понесли клетку к тюрьме. Конечно, они несли ее сюда. Куда же еще? Где еще такое хранили?
Они несли ее, и я заметила Жиля Стюарта, следящего со стороны. Гнев расцвел во мне кровавым цветком, сердце просило мести. Он словно ощутил это, повернулся к тюрьме и поднял голову. Он точно увидел меня и моего отца, судя по его улыбке. Она тут же пропала с его лица. Он улыбался, хотя его лучший друг и другие были мертвы. Он не мог скрыть счастья, что мы были заперты тут.
Он смотрел на меня, пока шагал к тюрьме, а потом пропал из виду — вошел в здание, следуя за мужчинами с клеткой.