Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет (сборник)
Шрифт:
Наверное, перед тем, как она послала это письмо, они продали мебель.
На стеллаже с книгами я обнаружила «Музыкальную энциклопедию», «Справочник по оперному искусству» и «Жизни великих композиторов». А также тоненькую, но большого формата книгу в красивой обложке – «Рубаи» Омара Хайяма. Ее я когда-то часто видела рядом с диваном, на котором лежала миссис Воргилья.
Была там и другая книга в похожей обложке; ее название я точно не запомнила. Что-то в нем меня заинтересовало. Слово «цветущий» или «благоуханный». Я открыла ее, и первая же фраза мне четко помнится
«Кроме того, юных одалисок гарима обучали тонкому искусству пользования коготками». Что-то в этом роде, во всяком случае.
Я была не вполне уверена, что знаю, кто такие одалиски, но слово «гарим» (почему, кстати, не гарем?) несколько прояснило ситуацию. И тут уж просто пришлось читать дальше: надо же было выяснить, что там их учили делать коготками! Битый час я все читала и читала, а потом выпустила книгу из рук, дав ей упасть на пол. Я испытывала возбуждение, отвращение и отказывалась прочитанному верить. Неужели это и есть то самое, что так волнует и интересует взрослых? Даже рисунок на обложке, изображающий изящное переплетение изгибистых скрученных лоз, казался мне теперь слегка враждебным и растленным. Я подняла книгу, хотела положить на место, но выронила, она открылась, и на форзаце обнаружилась надпись. Стэн и Мариголд Воргилья. Почерк женский. Стэн и Мариголд.
Вспомнилась миссис Воргилья, ее высокий белый лоб и мелкие, тугие, черные с сединой кудряшки. Ее перламутровые серьги и блузки с завязками в виде банта на шее. Ростом она была значительно выше мистера Воргильи, и все думали, что именно поэтому они никуда вместе не ходят. На самом деле потому, что она задыхалась. Она задыхалась и поднимаясь по лестнице, и вешая на веревку белье. А потом стала задыхаться просто оттого, что сидит за столом и играет в скрэббл.
Поначалу отец не позволял нам брать деньги за то, что мы ходим для нее в гастроном или развешиваем постиранное бельишко: он говорил, что помогать надо просто по-соседски.
Бет на это возражала: мол, она тоже сейчас ляжет и будет лежать, ждать, когда придут люди и станут ее забесплатно обслуживать.
Потом мистер Воргилья пришел к нам и договорился, чтобы Красуля у него работала. Той это было на руку, потому что в школе ее оставили на второй год, но проходить все снова по второму разу не хотелось. Наконец Бет сказала, ладно, но с условием, что Красуля не будет нянчиться с больной.
– Если ему жалко денег нанять сиделку, тебя это не должно касаться.
Красуля сказала, что мистер Воргилья каждое утро выкладывает перед женой таблетки, а каждый вечер протирает ее мокрым полотенцем. Он даже пытался стирать ее простыни в ванне, как будто в доме отсутствует такая вещь, как стиральная машина.
Мне вспомнились времена, когда у них на кухне мы играли в скрэббл, приходил мистер Воргилья и, выпив стакан воды, клал руку жене на плечо и вздыхал, словно вернулся наконец из долгого и утомительного путешествия.
– Привет, милая, – говорил он.
Миссис Воргилья, наклонив голову, касалась его руки щекой и губами.
– Привет, милый, – отвечала она.
Потом он устремлял взгляд на нас, на Красулю
– И вам, девчонки, привет.
Потом, лежа в темноте на кроватях, мы с Красулей хихикали и передразнивали:
– Спокойной ночи, милая!
– Спокойной ночи, милый!
Все это вспоминая, я жалела, что нам обеим в те времена уже не вернуться.
По утрам, вымывшись в ванной и украдкой сбегав к мусорным бакам, чтобы выкинуть прокладку, я возвращалась на веранду, садилась там на заправленную кровать и ждала, когда мистер Воргилья куда-нибудь уйдет. Каждый день я боялась, что вот сегодня ему идти будет некуда, но каждый день он уходил. И как только за ним закрывалась дверь, Красуля звала меня. Сидела, выставив на стол уже почищенный апельсин, кукурузные хлопья и кофе.
– А вот газета, – сказала она. – Как раз смотрела раздел, где «требуется помощница». Но перво-наперво я хочу что-нибудь сделать с твоими волосами. Надо тебе сзади немного состричь и на бигуди. Ты как, согласна?
Я сказала, ладно. Я еще ела, а Красуля уже ходила около меня кругами, оглядывала, примеривалась. Потом посадила на табурет (при этом я еще пила кофе) и принялась орудовать расческой и ножницами.
– А какую ты хочешь найти работу? – спросила она. – А то я видела объявление. В химчистке. Работать за прилавком. Тебе это как?
Я сказала:
– Что ж, и это можно.
– А ты все еще планируешь стать учительницей?
Я сказала, не знаю. У меня было подозрение, что, на ее взгляд, это очень скучное занятие.
– Думаю, тебе это подошло бы. Ты довольно умная. Да и платят учителям больше. То есть больше, чем таким, как я. И по характеру ты такая независимая.
Но и в киношке работать, сказала она, в общем, тоже неплохо. На эту работу она устроилась примерно за месяц до прошлого Рождества и была просто счастлива, что наконец-то у нее появились собственные деньги, а с ними и возможность купить необходимые для рождественского пирога продукты. По ходу дела она подружилась с мужчиной, который с кузова грузовика продавал елки. Он уступил ей одну за пятьдесят центов, и она сама втащила ее на гору. Увешала ее серпантином из красной и зеленой бумаги – он был дешевый. Наделала украшений из фольги, купила и настоящих – в самый канун Рождества, когда их стали распродавать задешево в аптеке. Напекла печенюшек и развесила их на елке, чтобы было как на картинке из журнала. Это у них в Европе такой обычай.
Хотела позвать гостей, но не знала, кого пригласить. Ну, во-первых, здешние греки, потом есть парочка друзей Стэна… Потом ей пришло в голову пригласить его учеников.
Я все никак не могла привыкнуть к тому, что она называет его «Стэн». Ведь это было не просто напоминанием о ее близости с мистером Воргильей. То есть и это тоже, конечно. Но кроме того, это вызывало ощущение, будто она создала его на пустом месте. Новую личность. Стэна. Как будто вначале не было мистера Воргильи, которого мы обе знали, – не говоря уже о миссис Воргилье.