Плюс один
Шрифт:
Он запускает длинную руку в мой левый пакет и достает картофелину:
– Только не подумайте, что я вам не верю. Вы вполне сойдете за супермодель. Но я точно знаю, что супермодели не едят картошку. К тому же вы не купили салатных листьев. И проростков. И «Перье».
– Вы правы. Насчет супермоделей я пошутила. Просто закупаюсь шампунем на черный день. Всадники Апокалипсиса вот-вот нагрянут.
Он качает головой и хмурится, на секунду опечалившись мыслью о конце света. Снова смотрит на мои пакеты, словно их содержимое за последние десять секунд могло измениться.
– А водой-то вы запаслись? Или это волшебный сухой шампунь? К тому же всадникам наверняка наплевать, как вы будете выглядеть.
– А вода и не будет нужна – всадники приплывут на волнах, когда поднимется уровень воды в океане. И им будет вовсе не всё равно, как я выгляжу. Кажется, в Библии
Мы не говорим ничего, молчание длится на миллисекунду дольше, чем нужно, и становится неловким.
– Спасибо за яблоко. Когда буду есть фруктовый салат, вспомню о вас. – Шагаю через парковку, не оглядываясь.
Когда-то я хорошо умела кокетничать. Многие думают, что главное во флирте – сексуальность. Но на самом деле главное во флирте – умение удивлять, и нет ничего сексуальнее этого. Если человек умеет играть словами, представьте, что он может вытворять ртом! Или языком. Или зубами.
Я – мастер флирта, потому что в моей голове постоянно прокручиваются сотни диалогов, и все они заканчиваются по-разному. Мне всегда удавалось удивлять людей. По правде, чем сильнее я нервничаю, тем больше фраз и чисел мечутся у меня в мозгу в поисках выхода, но не находят его. Вот кто-то что-то говорит – попробуйте продумать все возможные ответы. Сколько логичных вариантов можно придумать? Допустим, человек спрашивает: «Какого цвета сегодня небо?» Количество ответов ограничено 15 или 16 вариантами. Но если кто-то говорит: «Куда вам столько шампуня? Что с его помощью будете объяснять?» – на этот вопрос подходящих ответов может быть 100, а то и 200. И если каждый породит 200 других вопросов, мы имеем дело с 40 000 вероятностей всего в 3 предложениях. А некоторые диалоги состоят из 50 предложений поэтому спланировать их заранее совершенно нереально. Фокус в том, чтобы отвечать первое, что приходит в голову.
Когда я преподавала в школе, после занятий в пятницу некоторые учителя ходили в паб на соседней улице выпить по маленькой. Как-то вечером, незадолго до того, как моей карьере пришел конец, все мы прилично выпили, и я сидела за барной стойкой и болтала с симпатичным парнем по имени Гэв. Не просто болтала – флиртовала. Гэв работал каменщиком и носил тяжелые ботинки, присыпанные цементной пылью, черные джинсы и голубую рубашку в полоску. Улыбка у него была чудесная. А кое-кто из учителей напился. Подошел к Гэву сзади и что-то шепнул ему на ухо, но я всё равно всё слышала, хотя и орала музыка. «Не трать время, приятель. Хоть на вид она конфетка, но больная на всю голову».
На следующей улице кладу яблоко на чей-то забор.
Сегодня мне снился Никола – вот только волосы у него светлые, слегка волнистые и влажные. После того как Никола спасает меня и целует, он кладет руку на изгиб моего живота, распластав свою большую ладонь. Просовывает пальцы под пояс юбки. Слышу его дыхание в ухе. Его рука лезет мне в трусики, и он нажимает мне на клитор. Прикосновение неожиданное, длительное и сильное. Его большой палец огрубел от экспериментов. Я делаю вдох. Проснувшись, лежу очень тихо. Я по-прежнему его чувст вую.
В международном аэропорту Мельбурна нет выхода номер 13. Нечетные выходы заканчиваются 11-м, а четные – 14-м. Говорят, что я больная на всю голову, – но мы все такие. Боязнь числа 13 глубоко засела в людях, в той части души, где больше от животного, чем от человека. Представьте такое объявление: «Внимание, пассажиры. Посадка на рейс 911 в Нью-Йорк у выхода номер 13». Сколько людей сядет на этот рейс? Рационально мыслящих людей. Образованных. Боязнь числа 13 называется трискаидекафобией. Она есть почти у всех. Эти люди работают, у них есть друзья, мужья и жены. Никто не пытается заставить их принимать лекарства.
Когда я была учительницей, то постоянно говорила о фобиях. Дети обожали эту тему. Им нравилось выговаривать длинные заковыристые слова, а мне нравилось учить их этому. Помню их любимые: аблютофобия – боязнь купания; айлурофобия – страх перед кошками; и, разумеется, арахибутирофобия – это когда боишься, что арахисовое масло прилипнет к нёбу.
Родители обычно жаловались. Как это повлияет на оценки Билинды в старших классах?А мне обычно не хватало духу сказать им правду. Сказать о том, что за жизнь ждет их детей, – такая же, как их собственная. Что они не различают цвета. Не слышат музыку. Они – муравьи, что выбегают на мой балкон с восходом солнца лишь для того, чтобы двинуться в обратную сторону, когда солнце сядет. Они устроятся
Я никогда не говорила об этом родителям.
Теперь я живу на пособие по нетрудо способности. Меня все называют нетрудо способной, говорят, что работать я больше не могу. И вот, вместо того чтобы каждое утро приходить в школу ровно к 8.00 и следить за происходящим на детской площадке, я сижу дома в своей квартире в Глен-Айрисе. Мой дом – типичное шестиквартирное страшилище из блеклого кирпича 1960-х годов. Среди моих соседей – трясущийся нервнобольной, тридцатилетняя фифа, намертво приклеенная к своему мобильнику, шобла студентов-азиатов, из кухни которых идет такой запах, что воняет аж до соседнего квартала, и две унылые парочки: идентичные андрогины а-ля Дэвид Боуи образца 1976 года и до жути непохожие друг на друга волосатый байкер и библиотекарша.
Моя квартира на верхнем этаже. У меня есть спальня, маленькая и тесная, где стоят лишь узкая кровать и комод. Шкафы встроенные. Ванная, просторная кухня, она же столовая, и гостиная с кремовыми стенами и темно-зеленым ковром, где стоят все мои книги. В основном это энциклопедии и справочники, хотя иногда я и позволяю себе побаловаться художественной литературой – Умберто Эко, Камю, Конан Дойл. В моем шкафу 5 полок, на каждой из которых по 30 книг. На некоторых 30 едва умещаются – книги втиснуты между своими соседками так, что им едва дышится. На других 30 томов помещаются свободно, остается даже место для безделушек из дет ства: снежного шарика с надписью «Привет с Золотого берега» и облезлой рамки со свадебной фотографией родителей. У них улыбающиеся лица из другого времени: они улыбаются, потому что пока не знают своего будущего. Хватит улыбаться! Спасайтесь!
Книги расставлены в алфавитном порядке по названиям: «Анатомия Грея», а рядом – «Арифметика: великие открытия»; «Современные биографии ученых и изобретателей» бок о бок с «Сокращенной историей болезней, науки и медицины». В прошлые годы я систематизировала книги по темам: естественные науки, медицина, математика… Но теперь они стоят все вместе, общаются и флиртуют друг с другом.
У меня маленький балкончик. Поскольку я целыми днями сижу дома, времени на счет хоть отбавляй. Я по-прежнему даю уроки: пятеро детишек, оплата наличными. Преподаю математику. Родителям всё обо мне известно: что я усаживаю детей в кухне и заставляю проделать каждое упражнение из учебника по 5 раз, не позволяя двигаться дальше, пока все они не будут выполнены. Одна мамаша явилась на первые два урока, чтобы удостовериться, что я не выброшу ее драгоценного Тоби из окна второго этажа. Могу представить, что она сообщила остальным: «У нее не все дома, это точно, и вряд ли она смогла бы присматривать за целым классом. Но она заставляет его делать все примеры и, даже когда он ошибается, объясняет всё спокойным голосом и заставляет переделать. Никогда не выходит из себя, как другие учителя. Просто сидит и смотрит, как он решает задачи одну за другой». Могу представить, что говорят родители. Что все говорят. Она не может работать, не может путешествовать. Не может нормально общаться. Наверняка можно составить целый список вещей, которые я не могуделать. Если бы я не считала, жизнь была бы другой – это точно.