Плюшевые самураи (сборник)
Шрифт:
– Мне нужна работа.
– Честно и откровенно. И на том спасибо. По крайней мере, вы идете сюда не для того, чтобы поквитаться с подонками, толкнувшими вас на улице. Образование?
– Высшее.
– О, очень даже неплохо. Специальность?
– Искусствовед.
– Искус – чего? – удивился офицер. – Искушаете кого-то?
– Нет, нет. Изучаю искусство. Древнее и современное. Точнее, изучал.
– Хм… А зачем его изучать? Польза в этом какая? Впрочем, мы отвлеклись, гражданин Ерохин. Кстати, удостоверение личности и диплом не позволите?
Василий с готовностью протянул две карточки,
– Хорошо… В Константинополь зачем приехали? То есть я хочу сказать, почему именно здесь на работу устраиваетесь? Вы ведь нездешний. Намерены жить?
– Да. Мне климат понравился. Архитектура, опять же, интересная. И история…
– Что ж, полицейские силы сейчас не в том положении, чтобы отказываться от гражданина с высшим образованием – пусть и по такой странной специальности. Вашу медицинскую карту, пожалуйста.
Ерохин протянул еще одну карточку, офицер сосканировал и ее, удивленно поднял густые брови.
– Я не уловил, гражданин Ерохин. Чему равен пи?
– Нулю, – потупил глаза Вася.
– Но-но, гражданин! Мы не в игрушки здесь играем – не может такого быть, чтобы пи равен нулю.
– Как же не может? Может. Вот, и в карточке записано.
Офицер потер заросшие курчавым мехом щеки и пристально взглянул на Василия – вертикальные зрачки на мгновение расширились, словно полицейский хотел пронзить его взглядом. Ноздри опять затрепетали – не иначе, он пытался уловить идущий от Ерохина запах страха. Но тот, похоже, ничего не боялся. Только немного нервничал.
– И зубы никогда не модифицировали? – удивился офицер. – Я всяких типов видел, и эстетов, и возвращенцев, но уж акулий-то ген, чтобы зубы росли, все ставят. Вклад в процент изменения – пять сотых! Чего ж не добавить?
– А я вот не добавлял, – скромно заявил Василий. – Знаете, офицер, у меня даже две пломбы есть.
– Две что у вас есть?
– Пломбы. Это такая штука, из специального пластика. Ее ставят в дырку, если она есть в зубе. И зуб почти как новый становится.
– Ничего себе! – офицер, видно, порылся в памяти – она у него была, судя по размерам черепа, расширена едва ли не вдвое, и обошлась увеличением пи не меньше, чем на четыре. – Где же вы нашли такого доктора, что поставил вам пломбу? Стоматолога, так сказать?
– В Балашихе, – ответил Вася. – Это ближнее Подмосковье.
– А там что? – офицер опять на мгновение задумался, и нашел ответ. – Зоопарк – хранилище чистых генов. Вот при зоопарке докторов всех профилей и держат – немодифицированные животные слабы. Да, гражданин Ерохин, удивили вы меня. Только, боюсь, в полицию я вас принять не смогу.
– Почему? – вскинулся Василий.
– Да потому, что к работе нашей вы не приспособлены.
– То есть как – не приспособлен?
– А вот так. Возьмем меня, к примеру. Пусть я и не образец совершенства, но кое-какие модификации специально для полиции делал. Повышенная зоркость – раз. Зрение у меня – триста процентов, повышение пи из-за него – два, модификация генами орла и кошки. Нюх улучшен в пять раз. Собака, слон, крыса. Повышение пи – полтора. Слух втрое улучшен – процент изменений на какие-то десятые доли увеличился, и считать не стоит.
– А
Полицейский хмыкнул.
– По шерсти на лице определили? Это не для полиции – я еще в молодости ставил – чтобы не травиться. Желудок слабый был, а ели всякую дрянь. Бедно жили, гражданин. Геноизменяющие добавки стоили много дешевле, чем обед в ресторане.
– Нас голод стороной обошел…
– И возможности мозга я, конечно, расширил, – продолжил рассказывать о своих усовершенствованиях Асад Эети. – Немного от дельфина, чуть-чуть от слона. Очень удобно – можно любую базу данных в мозгу держать. А вы, Ерохин, хоть бы немного модифицировались! Странно даже как-то. И от родителей вам ничего не досталось?
– Мои родители были невидоизмененной парой.
– Сектанты?
– Нет, им и так, в общем-то, хорошо жилось.
– Ага, значит, просто убеждения. И как они только нашли друг друга?
– По объявлению в Сети.
– Ясно. И все равно – в полицию я вас, гражданин, принять не могу, ибо к патрульной работе, а уж тем более к следственной, способностей у вас нет.
Василий насупился.
– Ваше решение нарушает мои права, как пи-хомо, – сообщил он. – Конституция Объединенной Европы и прилегающих территорий, пункт семнадцать. Процент изменений не может быть дискриминационным признаком при приеме на работу – если субъект классифицируется как хомо сапиенс по большинству признаков.
– Хм… Но эта поправка – она ведь совсем о другом… Прежде не брали на работу тех, у кого пи слишком велик.
– Вам еще раз процитировать статью Конституции, офицер Эети? – голос Василия дрожал от волнения. – Там не сказано, маленьким или большим должен быть пи. У вас есть вакансии – я прочел объявление в Сети. Значит, вы обязаны меня взять. Хотя бы с испытательным сроком.
– Не стоит цитировать статью – я ее помню, – буркнул офицер. – Вы знаете законы, хоть и не расширяли возможности мозга. Пройдете краткосрочные курсы и начнете работать в паре с лейтенантом Друмбо Ханом.
Офицер яростно почесал за ухом – все время какой-то подозрительный зуд. Надо не забыть сделать прививку от чумки.
Друмбо Хан не шел – он прыгал по мостовой, постоянно принюхиваясь, прислушиваясь, время от времени заглядывая в окна, а порой и припадая к самой земле, словно пытаясь взять след. Когда жилые дома закончились, а пешеходная дорожка повернула под сень деревьев, Друмбо насторожился и обратился к напарнику:
– Приморский парк. Бывал?
– Не доводилось, – ответил Василий. – Я в аквапарке отдыхал – он, кажется, где-то рядом.
– Да, триста метров, но там тихо. А здесь он двоих сожрал. И, я тебе скажу, неслабые ребята были – потерять мне хвост, если не так. Один – на восемь процентов лев. Зубы, когти, мышцы… Он в парке свидание одной кошечке назначил. Порезвились они, кошечка по травке каталась, отдыхала, когда этот на парня кинулся. За полминуты порвал – чтоб у меня блохи завелись! Кошечка в кусты. Убийца даже гнаться за ней не стал. А когда она догадалась полицию вызвать – через пятнадцать минут – парень уже обглоданный был. Вот, на этой самой лужайке мы его нашли. Запах еще держится… – Друмбо повел чутким носом.