Плюсик в карму

Штефан Елена

– Я там еще ширму видал, – похвастался Пашка, – на топчане я спать стану, а тебе, тёть Оль, мы вон там кровать поставим, да? За ширмочкой!

– Ширма – это хорошо, – не очень уверенно согласилась Ольга, осматриваясь.

Просторная унылая гауптвахта обогатилась парой винтоногих, легких до игрушечности креслиц. Вполне крепких, разве что обивка обтерлась да выцвела. Тыря обновке не обрадовалась – и так развернуться негде. Эту ее эмоцию словили и Оля, и Павел разом. Засмеялись. Тут Пашка и заметил, что тетушка его весьма навеселе. 

Известие, что скоро здесь будут господин лавэ и его гость с целью продолжить мероприятие, Пашка

принял с неудовольствием – не нравилось ему состояние тетушки. Она как в последний бой собиралась – ушла к умывальнику, чтобы переодеться, попутно объясняя, как получила такой внезапный урон своему гардеробу. И от этого гость лавэ Пашке все больше был не по нутру, как не глянулся парню и новый нгурул – слишком о себе много понимает, зверюга невоспитанная. Свапу-то по барабану, а Наф-Нуфиков этот темный явно давит, альфа хренов. Хозяин наверняка такой же. Не-не-не, не хочет Пашка с этим гостем знакомиться, если можно не знакомиться. Понятно же – надменный говнюк. Лучше он, Пашка, как добропорядочный племянник сейчас костерок наладит да на что стаканы поставить придумает. И раз такое дело, ты, тёть Оль, не беспокойся – он сам завтра обоз с кормами встретит, вот только спецовку с жетоном, отворяющим ворота, возьмет. Он же понимает, что тетушке важен этот разговор.

Знакомство, хоть и мимолетно, все же состоялось.

Мужики огню удивились. Лавэ вроде и видел уже кострище, да как-то значения не придал, что ли. Оля немного смутилась, когда Павел вынес ей креслице, ненавязчиво давая понять, что сия честь – даме, а мужчины и на скамейках посидят. Отвесил в сторону гостя поклон, а скорее резкий кивок, шутливо козырнул двумя пальцами лавэ, чмокнул в макушку удобно сидящую и растерянную Ольгу, велел Тыре охранять и канул в темноте. Оля этот маневр не поняла, а мужики посыл расценили правильно: будь вы хоть сто раз великие главнюки, а у него, Пашки, авторитет – тетушка.

Ах, как хорошо, что темно! Камни старой крепости не были развращены ночным освещением. Это в городе двадцать первого века никогда не бывает темно по-настоящему. А здесь… Маг путь увидит, а челяди у стен по ночам делать нечего. Только отсветы огня да узкий клин света от чуть приоткрытой двери караулки не давали почувствовать себя пленниками тьмы. 

Оля попивала ликер, смотрела на мужчин и сравнивала. Раимчику огонь льстил – тот выглядел едва ли не ровесником своему гостю. Тьма уравняла седину и белобрысость. Ольга и на Земле скандинавскую красоту не понимала, а сейчас, на волне вполне понятной антипатии… Да и нету там классической красоты. Лавэ тоже не мог похвастать яркими красками – немолод, но в нем столько жизни. А гостюшко… Сколько ему? На вид не больше тридцати, а на деле кто его знает, мага позорного. Молод, силен, статен. Даже привлекателен, наверное. Тьфу! Типичный бабоукладчик – нашла Ольга оправдание своей неприязни. Мужик – продукт своего мира, и виноватить его за это глупо, а осознавать себя несправедливой Ольге не хотелось.

И потекла сквозь летнюю ночь беседа. Сначала скованная – всем было неловко, давешний всплеск Олиных эмоций довольно долго висел над ними смущающим призраком. А потом ничего, разговорились...

Оля сняла пробу с супа – очень неплох! Улыбнулась поварам, не спускавшим с нее глаз. Управляющая у плиты – это так же странно, как приступ щедрости у бывшего кастеляна. Еще страньше стало, когда госпожа Вадуд собственноручно налила целую миску своего варева и предложила поварам продегустировать.

На результат смотреть не стала – Свап встрепенулся, и Пран, и Тыря: наездники изволили приступить к бодрствованию. С некоторым злорадством Оля понадеялась, что им сейчас похуже, чем ей. Особенно его бывшему высочеству (Раим без конца путался), или уже величеству, или два в одном. Каз-зёл!

Эти гады, артефактами обвешанные, никак не хмелели. Ни под старку, ни под разговоры про судьбы мира, ни под пьяную Ольгину правду-матку – уж простите, господа хорошие, усталую пьяную женщину. А не нравится слушать – снимай амулеты и пей, как положено нормальному мужику, и не переводи уникальный продукт. И рассказывай, рассказывай…

Сами не хмелели, сволочи, и Оле не давали – магическое протрезвление устраивали. Вот ведь пытка-то!

Хотя оно того стоило. Наверное.

 Да, Оля не получила того, на что рассчитывала, идя к Раиму со своей кошелкой. Не случилось вкусного задушевного расслабона. Зато получила много больше – информацию. Море информации. И мужиков она все-таки упоила! Точнее, сами налакались, впечатления запивая.

Раим Назюзюкович таки проговорился про истинный статус гостя, правда, только после того, как тот в бутылку полез на очередное Олино нелестное высказывание о департаменте ходоков. 

Тоже мне, величество – голову дуричество! 

А чего он их нахваливает, воров этих?

И герои они, королевскую волю выполняющие, и защитники мира, стоящие на передовой. Угу, «пердовой», не иначе. Типа, из окрестных гадских миров все еще шастают и норовят сбросить очередную партию каторжан. А ходоки, из тех, кто умеет шаги в пустоте слышать, бдют! Или бдят? А, неважно. И тогда в бой вступают нгурулы. 

Оля послушала, послушала про «страшные» магические войны и про убойную силу да и сняла серьгу-защитку. 

Войной они ее впечатлить захотели! Два ха-ха и три паузы! Да в бабушкином палисаде след от окопа много лет держался даже на ее, Олиной, памяти. И ямка была – не глубокая, но вполне видимая, и валик грунта – бруствер, который за сорок лет так и не втянуло в глубину. В этом окопе бабушка с маленькой дочкой бомбежки пережидали. Не одну и не пять. Сколько их было за два с половиной года оккупации? То немцы бомбили, то немцев – а помирать один раз.*

Нгурул с шипами и наездник с пикой, или как там эта кылялка называется? Да не смешите!

Как Оля ни любила шипастиков, но в бою «нгурул против Т-тридцатьчетверки» она поставила бы на дуло, а не на бивень, если, конечно, зверик не сдрыснет в подпространство. 

А залп «катюши» не желаете? Или эскадрилью штурмовиков на бреющем? Или… Да что там! Это малость. То, что можно было с ходу «показать», без подготовки, потому что кадры военной хроники у любого нормального соотечественника ее возраста не только на подкорке – в генотипе записаны.

Сказать, что маги были впечатлены, – это промолчать. Среди прочих бла-бла-бла по этому поводу прозвучал один резонный вопрос:

– Если вы такие великие техники, то почему здесь, в Нрекдоле, все это не внедряете? Вас же для этого и от смерти спасают, и сюда переносят – делайте! Почему прозябаете? 

Ольга аж затряслась от гнева и горечи. Брызнула в мужиков коротким злым всхлипом – опять голос пропал от нервов. Тыря, которая честно дремала рядом с креслицем, вскинулась и увеличилась в размере. Так и не поняла маленькая, кого бить-трепать – все вроде спокойно, а подруга любимая обидой захлебывается.