Плывущий медведь

Грюттен Фруде

Шествие остановилось у церкви. Один фотограф толкнул другого. «ВГ» толкнул «НТБ» плечом, чтоб протиснуться в гущу событий. «НТБ» ответил, и это уже выглядело как провокация. Они чуть не подрались, но тут вмешались коллеги. Другие фотографы на какое-то время повернули свои камеры на этих двух петухов и сняли крышки с объективов.

Я не сдержался. Я стоял и улыбался. Все это было до того комично. Фотограф из «ВГ» увидел мою улыбку и подошел ко мне. Вплотную. И посмотрел исподлобья. У него была бородка и блестящая от пота лысина.

— У нас проблемы? — спросил «ВГ».

— В смысле? — поинтересовался я.

—

У нас проблемы?

— О каких проблемах ты говоришь?

— Слушай сюда. Я задаю тебе вопрос, а ты задаешь мне другой. Так у нас дело не пойдет. У нас есть проблемы или нет?

— Думаю, нет.

— А мне кажется, что есть.

— А мне кажется, что нет.

— Так у нас нет проблем?

— Нет.

— Хорошо, а мне казалось, будто у нас проблемы.

— Нет, никаких проблем.

— Это хорошо. Никаких проблем — это очень хорошо.

Фотограф из «ВГ» пристально посмотрел на меня и стал медленно пятиться. Потом кивнул и развернулся. Демонстранты отправились к реке. На пристани зажгли свечи и положили цветы. Над фьордом пролетел вертолет и завис над холмом. Перекрикивая рев мотора, толпа пела: «Боже, храни дорогое отечество». [11] Некоторые при этом грозили вертолету кулаком.

Я вернулся к главной дороге, обернулся и посмотрел на пристань. Фотографы и журналисты кружили вокруг небольшой кучки собравшихся. Линзы и микрофоны наполняли все действо энергией и придавали ему форму. Что-то оказывалось в фокусе. Что-то становилось четким. Одновременно я чувствовал, что город исчезает. Одду невозможно было разглядеть. Одды больше не существовало.

11

Гимн датского композитора Кристофа Эрнста Фридриха Вейсе.

Я сел в машину и отправился к Йолло. Воздух из бокового окна охлаждал голову. В тот раз ТВ-2 получили свою кошку. За полчаса до их отъезда в Берген кошкодав хитростью вырвал животное у каких-то ребятишек. Сказал, что эту кошку необходимо показать врачу. Дети не хотели ее отдавать, но все-таки отдали. И в песчаном карьере кошка получила пулю в затылок. К огромной радости репортера.

~~~

«Вольво» моего отца стояла перед домом, но дома никого не было. Из комнаты в подвале доносился смех. Заглянув, я увидел, что по телевизору идет очередная серия американского комедийного шоу. Где-то я читал, что смех к большинству подобных скетчей был записан в пятидесятых — шестидесятых годах. Каждый раз, когда я смотрю такие шоу, я думаю, над чем же смеялись те люди на самом деле.

На стене висели рядком семейные фотографии. Снимки счастливых моментов, дней, которые нужно было запечатлеть, чтобы потом легче справляться с буднями. Тут висела и свадебная фотография Ирен и Франка. В тот день я произносил для них речь. Я даже написал песню. А вот фотография, где Ирен одна. На ней слишком много макияжа, но в белом платье она великолепна. Я посмотрел на эту фотографию и подумал: можно ли точно определить тот момент, когда твоя жизнь меняет направление так, что никогда уже не сможет стать прежней, то мгновение, когда лежишь на воде и вдруг ощущаешь, как тебя подхватывает течением.

Родители

сидели в тени у веранды и играли в радиолото. Радиобудильник стоял на садовом столике. Диктор что-то бубнил сонным голосом. Отец сидел без майки, живот нависал над шортами. С тех пор, как его выгнали с работы, он стал быстро набирать вес. На маме было синее платье. Она все худела и худела.

— Как дела? — спросил я, но мама шикнула на меня.

Я сел в стоящее рядом кресло. Солнце село. Район Йолло шипел садовыми шлангами и поливалками и пах грилем. Люди сидели в садах и на верандах. И казалось, будто это не люди, а часть ландшафта.

Я увидел, как Одда заросла, как будто оделась в шубу. Вокруг жилых домов и конторских зданий разрослись кусты и деревья. Я подумал, что скоро природа победит. Раньше в Одде была промышленность и прочая чертовщина. Теперь природа отыгрывается. В Йолло забредали даже олени. Мама как-то сказала мне про оленя, который зашел за стойку с зеленью в магазине «Рими». Но, когда я туда явился, его уже и след простыл.

Пока я сидел в саду, вернулись остатки воспоминаний о сегодняшнем сне. Вода подходит к горлу, отец возвращается. Не произнося ни слова, я прижимаюсь к сиденью. Мы едем по Одде поздним вечером. В Ховдене мы сидим и смотрим, как зажигаются огни на Брюсовой вилле. Вода в салоне прибывает.

Я пошел в ванную, чтобы промыть рану. Подумал, что надо бы побриться. Я спрашивал Ирен, не считает ли она, что я слишком волосатый. Тогда она рассмеялась. Она сидела в постели в одних синих трусиках. Я поцеловал ее в грудь.

— Какой милый вопрос, — сказала она.

Я увидел себя в зеркале. Там было двое. Тот, кем я был, и тот, кем я буду оставшуюся жизнь.

Я спустился в подвал. Пахло скипидаром и гнилыми яблоками. Здесь отец складывал газеты. У него была особая система: в одном месте — прочитанные газеты, в другом — те, которые еще только надо прочитать. Я отодвинул старый настольный хоккей и рулевой привод с усилителем. Просмотрел школьные учебники и футбольные журналы. На дне ящика с незапамятных времен лежали карты, в которые играли еще наши родители. На полке я нашел стереоскоп «Вьюмастер» и трехмерные слайды с диснеевскими сюжетами. Я направил его на свет и увидел, как Микки-Маус целится из ружья в огромного медведя.

Вроде бы здесь спрятаны письма, которые Франк не решался выбросить. Он предложил мне самому разобрать их, но я отказался. Это алиби его, видимо, устроило. Дело было несколько лет назад, после поездки в Глазго, я остановился в отеле в Бергене, а Франк на день задержался. В Одду нам нужно было прибыть одновременно. Ирен не должна была увидеть меня ни днем раньше Франка. Отель стоял рядом с железной дорогой. Я смотрел на поезда, читал книгу и ни с кем не разговаривал. Целый день меня не существовало.

Письма лежали между старыми блокнотами, в которых Франк рисовал библейские сюжеты. Я пробежал их глазами, взял письма с собой в машину и положил всю стопку в бардачок. Я собирался использовать их по назначению. Я — дурак, который любит Ирен и хочет быть с ней вместе. Мой брат отобрал у меня единственное, что мне дорого. И однажды мне придется отплатить ему тем же.

Я поехал к реке. На мосту Йоллобрю автокраном поднимали из реки «опель». Это снимали телевизионщики. Я остановил машину, вышел и присоединился к зевакам.